Александр Стеклянников - Предназначение

- Мать...

- Что?..

Саах не ответил. Они принялись за работу. Через пять минут в баррикаде зиял проход, они сели в машину, тронулись с места и, легко набирая скорость, покинули пустынную территорию военного завода - этого коллективного склепа нескольких сотен человек - военных и стражей порядка. Саах устроился поудобнее, склонил голову и к чему-то прислушивался. Феб весело крутил баранку:

- Знаешь, это ночное происшествие напомнило случай, происшедший однажды со мной и Марком. Нас разыскивали, везде пестрели афиши. Мне приписали какие-то политические дела, с Марком было еще хуже, что-то там насчет убийства. Но он относился к этому с большим юмором, и часто был слышен его смех, когда он читал невесть откуда взявшиеся газеты с описанием то наших с ним похорон, то поимки, то воскрешения или побега. Мы скрывались, и все же нас доставали то тут, то там. Для него, похоже, это была просто игра. Как-то мы ночевали в порту.

- Готовься к беспокойной ночи, салага, - посмеивался Марк, - которую я пережил еще двадцать лет назад в лесной хижине.

Он был прав, нас там накрыли, и пришлось удирать через старые баржи, стоящие на приколе. И там произошла интересная вещь. Мы оказались в тупике. Где-то близко слышались хлопки выстрелов и крики. Впереди, за бортом старой баржи - вода, по сторонам - стены, позади - погоня. Он невозмутимо и, как мне показалось, совсем уж не к месту, начал что-то вроде лекции, произнося слова медленно, четко, с веселой искринкой в глазах:

- И так, путь один - вперед.

- Но там вода! Нас пристрелят тут же...

- О'кей, что будет, если ты нырнешь и задержишься под водой на полчаса?

- Я утону...

- Это твоя установка. Испокон веков твоему телу внушалось это. Оно привыкло. Человек плавает со времени становления своего человеком, но плавает на поверхности. Пора и вглубь! Но всегда внушалось, что там смерть. Избавься от этой установки.

Он пристально, немного насмешливо глядел мне в глаза, совершая какой-то процесс. Да, бесспорное ощущение, что он что-то творил, глядя в меня.

- Начнем сначала, - сказал он, голоса слышались все ближе, но он был спокоен, - что будет, если ты нырнешь и задержишься на полчаса?

- Ну, наверное, я захочу... дышать, воздуха не будет, я захлебнусь... (Боже, скорей, надо что-то делать).

- Жизнь не нуждается ни в воздухе, ни в пище, ни еще бы то ни было в чем. Жизнь вездесуща и безусловна. То, что ты умрешь - твоя установка, избавься от нее. Повторим еще раз... Что будет, если ты нырнешь и задержишься на полчаса под водой?..

Он смотрел не мигая, спокойно и прозрачно. Я вспомнил этот взгляд. Это взгляд изнутри твоего самого дорогого существа, он говорит тебе, этот взгляд: "Нет ничего, что невозможно. По крайней мере, сейчас. Все относительно, а следовательно - возможно".

Он смотрел и говорил: "Все возможно, а тем более то, о чем я говорю, не будь ослом, милый, ну же!" Я глянул за борт, в бездну.

Послышался топот, и из-за угла вынырнули несколько военных. Увидев нас, они повели скотскими лицами в нашу сторону удивительно по-собачьи и ринулись к нам. Я взглянул на него и наткнулся на его спокойный, прозрачно-мягкий взгляд, как на спасение в кругу врагов.

- "В воду. Прыгай в воду", - сказал он. Я уже был готов, но тело еще было ватным. Он спихнул меня за борт, мы нырнули. Вслед нам стреляли, пули шлепались в воду, но мы были далеко, вне досягаемости, мы дышали, дышали под водой. Мы стали ими, стали!" - Феб говорил взволнованно, он повернулся к Сааху. - Понимаешь, мы стали, стали..!"

Он увидел вдруг мирно спящего человека на соседнем сиденье, замолчал, сконфузился и всю оставшуюся часть пути вел машину молча, изредка посмеиваясь над своей незадачливостью... Какое сокровище вез он в своей побитой легковушке! Человеческую жизнь! Еще одну в числе многих. Он вдруг вспомнил вечерний разговор с Саахом. Предназначение? Не его ли имел в виду этот парень? "Зачем живешь?", "Для чего рожден?" Нет, определенно, Феб чувствовал, что стоит на пороге нового этапа своего жизненного пути...

А Саах погружался. Сон! Сон! Блаженное состояние! Его охватил световой поток и понес ввысь, он забыл себя и впитывал покой, разрастаясь в бушующей Радости. "Мать... Мать..." Он был маленькой черненькой запятой в огромных просторах белого тепла, охватывающего его, несущего в пространстве света все дальше и быстрей...

"Нежнейшим бархатом цветущей белой розы

тебя окутает вселенская Любовь".

x x x

Его тряхнуло, он открыл глаза. Машина дернулась и остановилась посреди поселка.

- Счастливо. - сказал Феб и, прежде, чем захлопнуть дверцу, добавил. Похоже, тебя здесь ждут... - и Саах увидел его удаляющуюся широкую спину. Восходящее солнце пригревало сквозь автомобильные стекла. Саах поймал ликом солнечный лучик, поморщился и чихнул. Было легко и свободно дышать. А еще было совершенно новое и необычное ощущение пористости, прозрачности и легкости. И еще, как будто настало время чему-то быть решенным, очередному действию быть законченным. Что-то должно было произойти. Совершенно непонятное, желто-золотое и радостно-веселое ощущение. "Хм! К чему бы это?" - Саах выбрался из машины и с наслаждением вдохнул всем существом, каждой клеточкой тела это золото раннего утра и еще непонятно чего, присутствовавшего здесь во всей своей нежной и непобедимой силе. Это уходило вдаль, в равнину, и вглубь Сааха, раскрывая в нем некую, еще неизвестную ему, протяженность сознания, новое измерение, новое пространство. Пространство света. Теплое, золотое безмолвие, пребывание в знании. Камень, травинка, облако, земля несли это в себе, и Сааха распирало от экстаза, разрывало по швам с неистовой силой... О!

- Это оттого, что тело еще не готово, - раздался голос за спиной. - В груди напряжение, и в животе тоже. Меня всегда удивляло, почему люди так напряжены и сжаты.

Он повернулся и увидел ее. Брюки, куртка, за плечами рюкзак.

- Я - Йу. А ты Саах. Я знаю, Феб мне сказал.

Лучи ее глаз расплавили его взгляд, который вспух и заструился слезами по щекам. Она тихо подошла, достала платок и стала утирать слезы с его лица. А они все бежали и бежали из черных глазниц, оставляя на пыльных, грязных щеках розовые, чистые дорожки. Текли и текли.

- Что там у тебя, источник новый открылся, что ли? Как странно. Я видела сон, как я лежу в стеклянном коконе. И подходишь ты, берешь камень и разбиваешь кокон. Мы беремся за руки и улетаем розовыми чайками в космическую нежность, обнимающую нас своим незримым взглядом... Милый, как давно это было. Как долго я ждала этого часа. Странно. Что я говорю?

Они сели на траву и взялись за руки. Он вздрагивал, моргал, но постепенно успокаивался. И начался прилив Силы. Ослепительный свет, по сравнению с которым солнце казалось свечкой, ударил ему в глаза и вывернул, вытряхнул, промыл его всего, заполнив светлой, сияющей мощью, монолитной, как скала и мягкой и податливой, как воздух. Он знал Йу миллионы лет. Нет, года здесь ни при чем. То бескрайнее мгновение вечности, которым он являлся, немыслимо было без него же, но называемого Йу. Он смотрел долго. Это было узнаванием. Это была вселенская игра, и радость была основным правилом этой игры.