Зинаида Гиппиус - Том 6. Живые лица

День кончился. Что было в нем?
Не знаю, пролетел, как птица.
Он был обыкновенным днем.
А все-таки – не повторится.

Я не безвольно, не бесцельно
Хранил лиловый мой цветок.
Принес его, длинностебельный,
И положил у милых ног.

А ты не хочешь… Ты не рада…
Напрасно взгляд твой я ловлю.
Но пусть! Не хочешь – и не надо;
Я всё равно тебя люблю.

Новый цветок я найду в лесу.
  В твою неответность не верю, не верю!
Новый, лиловый я принесу
  В дом твой прозрачный, с узкою дверью.

Но стало мне страшно там, у ручья:
  Вздымился туман из ущелья, стылый,
Тихо шипя, проползла змея…
  И я не нашел цветка для милой.

Молчи. Молчи. Не говори с людьми,
Не подымай с души покрова,
Все люди на земле – пойми! Пойми! –
Ни одного не стоят слова.

Не плачь. Не плачь. Блажен, кто от людей
Свои печали вольно скроет.
Весь этот мир одной слезы твоей,
Да и ничьей слезы не стоит.

Таись, стыдись страданья твоего,
Иди – и проходи спокойно.
Ни слов, ни слез, ни вздоха, – ничего
Земля и люди недостойны.

Был дан мне ключ заветный,
  И я его берег.
Он ржавел незаметно…

  Последний срок истек.
На мост крутой иду я.
  Речная муть кипит.
И тускло бьются струи
  О сумрачный гранит,
Невнятно и бессменно
  Бормочут о своем,
Заржавленною пеной
  Взлетая под мостом.
Широко ветер стужный
  Стремит свистящий лет…

Я бросил мой ненужный,
  Мой ключ – в кипенье вод.
Он скрылся, взрезав струи,
  И где-то лег, на дне…

Прости, что я тоскую.
  Не думай обо мне.

На выгибе лесного склона
Я увидал Ее в закатный час.
Зеленая прозрачная корона,
Печальность неподвижных глаз.

Легко прошла, меж алых сосен тая,
Листом коричневым не прошурша,
Корона изумрудела сквозная…
И плакала моя душа.

Любил Ее; люблю, не зная…
Узнаю ль в мой закатный час?
Сверкнет ли мне в последний раз
Ее корона тонкая, сквозная,
Зеленая осеннесть глаз?

Сегодня имя твое я скрою,
 И вслух – другим – не назову,
Но ты услышишь, что я с тобою,
 Опять тобой – одной – живу.

На влажном небе Звезда огромней,
 Дрожат – струясь – ее края.
И в ночь смотрю я, и сердце помнит,
 Что эта ночь – твоя, твоя!

Дай вновь увидеть родные очи,
 Взглянуть в их глубь – и ширь – и синь.
Земное сердце великой Ночью
 В его тоске – о, не покинь!

И всё жаднее, всё неуклонней
 Оно зовет – одну – тебя.
Возьми же сердце мое в ладони,
 Согрей, – утишь, – утешь, любя…

Девочка маленькая, чужая,
Девочка с розами, мной не виденная,
Ты знаешь всё, ничего не зная,
Тебе знакомы пути неиденные –
Приди ко мне из горнего края,
Сердцу дай ответ, неспокойному…
Милая девочка, чужая, родная,
Приди к неизвестному, недостойному…

Она не судит, она простая,
Желанье сердца она услышит,
Розы ее такою чистою,
Такой нежной радостью дышат…
О, будь со мною, чужая, родная,
Роза розовая, многолистая…

А вы никогда не видали?
В саду или в парке – не знаю,
Везде зеркала сверкали.
Внизу, на поляне, с краю,
Вверху, на березе, на ели.
Где прыгали мягкие белки,
Где гнулись мохнатые ветки, –
Везде зеркала блестели.
И в верхнем – качались травы,
А в нижнем – туча бежала…
Но каждое было лукаво,
Земли иль небес ему мало, –
Друг друга они повторяли,
Друг друга они отражали…
И в каждом – зари розовенье
Сливалось с зеленостью травной;
И были, в зеркальном мгновеньи,
Земное и горнее – равны.

Не пытай ни о чем дорогой,
Легкой ткани льняной не трогай,
И в пыли не пытай следов, –
Не ищи невозможных слов.

Посмотри, как блаженны дети;
Будем просты сердцем и мы.
Нету слов об этом на свете,
Кроме слов – последних – Фомы.

Когда я воскрес из мертвых,
  Одно меня поразило:
Что это восстанье из мертвых
И все, что когда-нибудь было, –
  Всё просто, всё так, как надо…

Мне раньше бы догадаться!
И грызла меня досада,
Что не успел догадаться.

…Нет! из слабости истощающей
  Никуда! Никуда!
Сердце мое обтекающей
  Как вода! Как вода!

Ужель написано – и кем оно?
  В небесах,
Чтоб въедались в душу два демона,
  Надежда и Страх?

Не спасусь, я борюсь,
  Так давно! Так давно!
Всё равно утону, уж скорей бы ко дну…
  Но где дно?..

Тихие сумерки… И разноцветная
медленно меркнущая морская даль.
Тоже тихая и безответная,
розово-серая во мне печаль.
Пахнет розами и неизбежностью,
кто поможет, и как помочь?
Вечные смены, вечные смежности,
лето и осень – день и ночь…

Свечи кудрявятся за тихой всенощной,
к окнам узким мрак приник,
пахнет розами… Как мы немощны!
Радуйся, радуйся, Архистратиг!

Моя любовь одна, одна,
Но всё же плачу, негодуя:
Одна, – и тем разделена,
Что разделенное люблю я.

О Время! Я люблю твой ход,
Порывистость и равномерность.
Люблю игры твоей полет,
Твою изменчивую верность.

Но как не полюбить я мог
Другое радостное чудо:
Безвременья живой поток,
Огонь, дыхание «оттуда»?

Увы, разделены они –
Безвременность и Человечность.
Но будет день: совьются дни
В одну – Трепещущую Вечность.

Он приходит теперь не так.
Принимает он рабий зрак.
  Изгибается весь покорно
И садится тишком в углу
Вдали от меня, на полу,
  Похихикивая притворно.

Шепчет: «Я ведь зашел, любя,
Просто так, взглянуть на тебя,
  Мешать не буду, – не смею…
Посижу в своем утолку,
Устанешь – тебя развлеку,
  Я разные штучки умею.