Алексей Писемский - Взбаламученное море

Но с кем?

Чаще всего, в этом случае, он думал о Софи.

Лично он с ней, в продолжении последних пяти лет, не встречался и только одной стороной слыхал, как она на каком-нибудь пикнике каталась, окруженная толпою молодежи, видал ее иногда издали в театре, блистающую красотой и нарядами.

Бог с ней, с кем бы эта прелестная женщина ни интриговала; но она могла бы доставить ему море блаженства, а всего этого он лишал себя тем, что был женат.

Евпраксия настояла на своем и не поехала на бал. Бакланов приехал один.

В первой же комнате он встретил косого Никтополионова.

– Что вы там, батюшка, сидите, а? – спросил он обыкновенным своим тоном, чтобы сразу напугать человека.

– Что такое? – спросил Бакланов в свою очередь.

– Есть у вас акции общества «Таврида и Сирена»?

– Нет.

– Так что же это вы?.. что это такое? – кричал Никтополионов: – сидите с деньгами, с домами, и не берете!

– Я, право, еще даже не думал об этом, – отвечал Бакланов.

– Он и не думал, а!.. скажите, пожалуйста! Ассюрировано 4 процента от правительства, помильная плата и перевоз от казны провианта. Он не думал об этом! В банке-то что? По две уж копейки на рубль дают… Пора подумать-то об этом!

Бакланов в самом деле подумал. У него у самого были небольшие деньги, а у жены так и довольно серьезные.

– Тут ведь можно проиграть и выиграть, – возразил он, смутно припоминая себе и соображая, что такое значит акция.

– Каким же образом проиграть? Так уж все сумасшедшие. Теперь на каждую акцию по пятидесяти рублей премии.

– Значит, надо приплатить? – спросил Бакланов.

– Так что ж из того!.. Вон я вчера дал лишних по тридцати рублей, а сегодня сам получил по пятидесяти. Всего только одну ночь пролежали в кармане: невелик, кажется, труд-то.

– Это недурно! – сказал Бакланов.

– Еще бы! – подхватил Никтополионов: – дело в отличнейшем порядке… Я сделан распорядителем на здешней дистанции.

«Вот это-то уж дурно!» – подумал Бакланов.

– Учредитель этого общества гениальный человек!.. Первая, может быть, голова в России! – продолжал Никтополионов, имевший привычку так же сильно хвалить, как и порицать. – Ну, так как же? Ах вы, тюлени русские! – прибавил он, глядя уже с ужасом на Бакланова.

– Я подумаю! – отвечал тот.

– Подумаю! Подумаю!.. И ничего не подумает! – передразнил его Никтополионов.

Но Бакланов подумал и довольно серьезно.

«В самом деле, глупо же держать деньги в банке, когда вся Европа, все образованные люди играют на бирже!» – рассуждал он.

Бал, дававшийся для сближения с обществом, должно быть, в самом деле заключал в себе все общество. В следующих комнатах была толпа мужчин, – все, по большей части, черноволосых, и нельзя сказать, чтобы с особенно благородными физиономиями. Бакланов заметил только одного благообразного старика, с вьющимися седыми волосами и с широкою бородой, – но и потом оказалось, что это был проезжий музыкант-немец.

Дамы, напротив, блистали прекрасными нарядами, и было много хорошеньких.

Вежливый хозяин принимал всех в дверях.

– Старый друг лучше новых двух! – сказал он, когда мимо него проходил Бакланов.

– Ждет Федот у своих ворот! – объяснил он и проходившему потом чиновнику.

Между всеми дамами Бакланов сейчас же заметил Софи Леневу в чудесном бархатном платье, стройную, высокую и с какою-то короной на голове. Тут он невольно вспомнил свою супругу, всегда одетую просто и гораздо больше занятую детьми, чем нарядами. Софи, по ее щекотливому положению, была в первый еще раз на великосветском балу. Начальник края в этом случае хотел показать совершенно равное внимание ко всему обществу: но дамы его круга (обыкновенно подличавшие перед madame Базелейн) несколько обиделись этим приглашением и даже старались ходить подальше от Софи, но зато она была окружена всеми лучшими молодыми людьми.

Бакланову ужасно хотелось продраться в эту толпу; он решился непременно поговорить с Софи и возобновить с ней старое знакомство.

Случай ему поблагоприятствовал.

Софи прошла мимо него.

– Bonjour, Бакланов! – сказала он ему сама и сама же протянула к нему руку, обтянутую в белую лайковую перчатку.

Целый поток электричества проник при этом в Бакланова. Он подметил, что рука Софи немножко дрожала.

– Могу я просить вас протанцовать со мной кадриль? – сказал он, догоняя ее.

– Очень рада! – отвечала Софи, обертывая к нему голову и кланяясь ему немножко величественно, как обыкновенно кланяются актрисы-королевы.

Бакланов понял, что это была уж не прежняя девочка-кокетка, не прежняя даже юная и пылкая, но еще робкая вдова, а интриганка, которая умела смотреть и на вас, и на другого, и на третьего.

Но все это еще больше подняло ее в его глазах.

Они стали в кадриль и, надобно сказать, представляли собой, по изяществу своих манер, лучшую пару.

Это заметил даже начальник края и, по обыкновению своему, объяснил поговоркой, чорт знает что уж и значившею:

– Пара не пара, а так надо!

Бакланов посадил Софи на стул и сам стал около нее.

Довольно открытая в бальном платье и приподнятая на корсете грудь Софи страстно и порывисто дышала.

Бакланов не мог видеть этого без трепета и решительно не находился, о чем бы заговорить.

Софи, хоть и с поддельным спокойствием, но молчала.

Бакланов думал:

«Вот женщина, на которую я когда-то имел права, но которая теперь совершенно далека от меня. Думает ли она в эти минуты о том же?»

– Я к вам давно хотел взять смелость заехать, – начал он глупо и ненаходчиво.

– Очень рада! – отвечала Софи, поправляя платье.

Бакланову показалось, что она при этом ласково взглянула на него.

– Софи, вы на меня сердитесь еще? – осмелился он наконец заговорить искреннее.

– Нет! – отвечала она.

Бакланов явственно слышал, что голос ее был грустен и полон значения.

– Значит, я в самом деле могу к вам приехать? – продолжал он.

– Пожалуйста. У меня вечера по средам, – сказала Софи.

Самый ответ и голос ее при этом ничего уже не выражали.

Бакланов видел одно, что Софи была ни весела ни счастлива.

Это же самое заметил и подошедший к ней инженерный офицер, премолоденький и преглупый, должно быть.

– Вы с каждым днем, как заря вечерняя, все становились грустней и грустней, – сказал он.

– Стареюсь! – отвечала ему Софи с улыбкой.

– О, нет, вы прелестны еще, как гурия, – объяснил прапорщик, пожимая плечами.

– Что за пошлости вы говорите! – сказала ему без церемонии Софи и встала.

В это время кадриль кончилась.

– Я буду у вас, – повторил еще раз Бакланов.

– Пожалуйста! – повторила Софи и опять совершенно равнодушным голосом.