Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Власть тьмы

Эка егоза, залягай тебя лягушки. Всё тебе знать надо. Ложись, да и спи. (Анютка ложится.) Вот так-то. (Закрывает ее.) Вот так-то. А то много знать будешь, скоро состаришься.

А ты на печку пойдешь?

А то куды ж? То-то глупая, посмотрю я. Всё ей знать надо. (Закрывает ее еще и поднимается итти.) Вот так-то лежи, да и спи. (Идет к печи.)

Разочек крикнул, а теперь не слыхать.

О, Господи, Микола милослевый!.. Чего не слыхать-то?

Робеночка.

А нет его, так и не слыхать.

А я слышала, однова дыхнуть, слышала. Тоооненько так.

Много ты слышала. А слышала так, как вот такую-то девчонку, как ты, детосека в мешок посадил, да и ну ее.

Какой такой детосека?

А вот такой самый. (Лезет на печь.) И хороша ж печка нынче, тепла. Любо! О Господи, Микола милослевый!

Дедушка! Ты заснешь?

А то что ж ты думала – песни играть буду? (Молчание.)

Дедушка, а дедушка! Копают! Ей-Богу, копают, в погребе копают, слышь! Однова дыхнуть, копают!

Чего не вздумает. Ночью копают. Кто копает? Корова чешется, а ты – копают! Спи, говорю, а то сейчас свет потушу.

Голубчик, дедушка, не туши. Не буду. Ей-Богу, не буду, однова дыхнуть, не буду. Страшно мне.

Страшно? Ты не бойся ничего, вот и не будет страшно. А то сама боится и страшно, говорит. Как же не страшно, как ты боишься? Эка девчонка глупая какая. (Молчание. Сверчок.)

Дедушка! А дедушка! Ты заснул?

Ну, чего еще?

Кака же така детосека?

А вот така. Вот как попадется такая же, как ты, – не спит, он придет с мешком, да девчонку шварк в мешок, да сам туда же с головой, подымет ей рубашонку, да и ну хлестать.

Да чем же он хлестает?

А веник возьмет.

Да он там не увидит, в мешке-то.

Небось увидит.

А я его укушу.

Нет, брат, его не укусишь.

Дедушка, идет кто-то! Кто это? Ай, матушки родимые! Кто это?

Идет, так идет. Чего ж ты? Мать, я чай, идет.

Анютка! (Анютка притворяется, что спит.) Митрич!

Чего?

Что свет-то жжете? Мы в холодной ляжем.

Да вот только убрался. Я потушу.

Как надо, его никак и не найдешь.

Да ты чего ищешь-то?

Крест ищу. Окрестить надо. Помилуй Бог, помрет! Некрещеный-то! Грех, ведь!

А то как же, известно, порядок надо… Что, нашла?

Нашла. (Уходит.)

То-то, а то бы я свой дал. О, Господи!

О-о, дедушка! Не засыпай ты, Христа ради. Страшно как!

Да чего страшно-то?

Помрет, должно, робеночек-то? У тетки Арины так же бабка окрестила, – он и помер.

Помрет – похоронят.

Да, может, он бы и не помер, да бабка Матрена тут. Ведь я слышала, что бабка-то говорила, однова дыхнуть, слышала.

Чего слышала? Спи, говорю. Закройся с головой, да и всё.

А кабы жив был, я б его няньчила.

О, Господи!

Куды ж они его денут?

Туда и денут, куда надо. Не твоя печаль. Спи, говорю. Вот мать придет – она тебя! (Молчание.)

Дедушка! А ту девчонку, ты сказывал, ведь не убили же?

Про ту-то? О, та девчонка в дело вышла.

Как ты, дедушка, сказывал, нашли-то ее?

Да так и нашли.

Да где ж нашли? Ты скажи.

В ихнем доме и нашли. Пришли в деревню, стали солдаты шарить по домам, глядь – эта самая девчонка на пузе лежит. Хотели ее пришибить. Да так мне скучно стало, взял я ее на руки. Так ведь не дается. Отяжелела, как пять пудов в ней сделалось; а руками цапается за что попало, не отдерешь никак. Ну, взял я ее, да по головке, по головке. А шаршавая, как еж. Гладить, гладить – затихла. Помочил сухарика, дал ей. Поняла-таки. Погрызла. Что с ней делать? Взяли ее. Взяли, стали кормить да кормить, да так привыкла, с собой в поход взяли, так с нами и шла. Хороша девчонка была.

Что ж, а некрещеная?

А кто е знает. Сказывали, что не вполне. Потому народ ненашенский.

Из немцов?

Эка ты: из немцов. Не из немцов, а азиаты. Они всё равно как жиды, а не жиды тоже. Из поляков, а азиаты. Крудлы, круглы прозвище им. Да уж забыл я. Девчонку-то мы Сашкой прозвали. Сашка, а хороша была. Ведь вот всё забыл, а на девчонку, в рот ей ситного пирога с горохом, как сейчас гляжу. Только и помню из службы из всей. Как пороли, помню, да вот девчонка в памяти. Повиснет, бывало, на шее, и несешь ее. Такая девчонка была, что надо лучше, да некуда. Отдали потом. Ротного жена в дочери взяла. И в дело вышла. Жалели как солдаты!

А вот, дедушка, тоже батя, я помню, как помирал. Ты еще не жил у нас. Так он позвал Микиту, да и говорит: прости меня, говорит, Микита… а сам заплакал. (Вздыхает.) Тоже как жалостно.

А вот то-то и оно-то…

Дедушка, а дедушка. Вот опять шумят чтой-то в погребе. Ай, матушки, сестрицы-голубушки! Ох, дедушка, сделают они что над ним. Загубят они его. Махонький ведь он… О-о! (Закрывается с головой и плачет.)

И впрямь что-то пакостят, дуй их горой. А пакостницы же бабы эти! Мужиков похвалить нельзя, а уж бабы… Эти как звери лесные. Ничего не боятся.

Дедушка, а дедушка!

Ну, чего еще?

Намедни прохожий ночевал, сказывал, что младенец помрет, – его душка прямо на небу пойдет. Правда это?

Кто е знает, должно так. А что?

Да хоть бы и я померла. (Хнычет.)

Помрешь, из счета вон.

До 10 годов всё младенец, душа к Богу, може, еще пойдет, а то ведь изгадишься.