Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 1

А Лина, допѣвъ свой романсъ, и ласково проговоривъ «спасибо» Чижевскому, поспѣшно отошла отъ фортепіано.

— Княжна, больше и не будетъ? сказалъ ей съ улыбкою Гундуровъ, мимо котораго она проходила.

— Ахъ, нѣтъ, пожалуста!..

Она слегка покраснѣла:

— А вы не любите пѣть?

— При другихъ — нѣтъ, не люблю…. Для чего?…

— Для того… началъ было онъ — и пріостановился… — Знаете-ли, княжна, о чемъ я думалъ, слушая ваше пѣніе? заговорилъ онъ опять съ какою-то самого его удивившею смѣлостью.

— Что я плохо пою? усмѣхнулась она въ отвѣтъ.

— Нѣтъ, и вы сами знаете что я этого не могъ думать… Я думалъ послѣ нашего разговора… Мнѣ представлялось, что васъ влечетъ какъ будто къ себѣ одно печальное въ жизни, а всѣ ея радости, ея свѣтлую сторону вы какъ бы намѣренно желаете обойти…

— Я… обойти? повторила она, и тихо опустилась въ кресло подлѣ него, — нѣтъ, я не святая… Но гдѣ онѣ, эти радости? задумчиво примолвила Лина.

— Въ осьмнадцать лѣтъ, и вы спрашиваете? воскликнулъ Гундуровъ…. Вы впрочемъ Джульеты не понимаете! замѣтилъ онъ съ нѣсколько натянутою улыбкою.

— Не понимаю? Она подняла и остановила на немъ свои никогда не улыбавшіеся глаза;- я вамъ этого не говорила…

Фортепіано зазвучало снова. Послышалась ритурнель извѣстнаго романса Глинки на слова Павлова:

пѣла Ольга своимъ страстнымъ, забористымъ голосомъ;

Княжна, примолкнувъ, слушала…

— Вотъ этого я не понимаю, это правда! вся заалѣвъ сказала она Гундурову, по окончаніи куплета, — и отошла къ карточному столу.

— Ты очень хорошо пѣла, Hélène, молвилъ подойдя къ ней князь Ларіонъ.

— Merci, oncle! Она шутливо, кивнула ему въ знакъ благодарности.

— Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ… И знаешь, пѣла даже съ какимъ-то особеннымъ выраженіемъ, котораго я и не подозрѣвалъ въ тебѣ, прибавилъ онъ, видимо налаживая себя также на шутливый тонъ.

— А именно? спросила Лина.

— Да ты будто дѣйствительно молилась о чьемъ-то исцѣленіи? Онъ засмѣялся дѣланнымъ смѣхомъ.

Что-то неуловимое пробѣжало у нея по лицу.

— У меня, слава Богу, никого больнаго нѣтъ! сухо отвѣтила она.

— Elle aurait bien dû prier le bon Dieu de vous guérir de vôtre antipathie pour Petersbourg! отпустила неожиданно княгиня Аглая тоже въ видѣ шутки.

Князь Ларіонъ закусилъ языкъ чтобы не отвѣтить ей грубостью. У него было нехорошо, очень не хорошо на сердцѣ….

Ольга въ это время, пропѣвъ свой послѣдній куплетъ, и объявивъ кругомъ что «на сегодня баста, пѣть больше не буду, — и не просите!» — поманила рукою Ашанина:

— Владиміръ Петровичъ, пожалуйте!..

У Мауса и у Ранцова запрыгали искры въ глазахъ!.. Они почти нѣжно глянули другъ на друга въ виду этого, новаго, для обоихъ ихъ грознаго соперника…

Бойкая барышня взглянула на нихъ въ свою очередь, какъ бы спрашивая: ну, чего вамъ еще нужно?…

Они послушно отошли. Она усѣлась съ Ашанинымъ около инструмента, на которомъ замечтавшійся Чижевскій переводилъ изъ тона въ тонъ мотивъ только что спѣтаго ею романса… Онъ никакъ не могъ рѣшить въ головѣ своей, кто ему больше нравится: княжна, или эта соблазнительная пѣвица?…

— Послушайте, быстро заговорила Ольга, — вы, я знаю, очень тонкій человѣкъ; вы можете мнѣ дать совѣтъ. Я вотъ видите, совсѣмъ, кажется, поссорилась съ моимъ старикомъ…

Ашанинъ не отвѣчалъ, и только жадно глядѣлъ на нее.

— Не смотрите на меня такъ. Она нетерпѣливо отвернула свое лице отъ него;- я вамъ о дѣлѣ говорю…

— Не могу! прошепталъ онъ черезъ силу.

— Послѣ, послѣ! невольно засмѣялась барышня;- а теперь вы мнѣ скажите, какъ мнѣ быть: я, кажется, оскорбила его…

Она передала Ашанину разговоръ свой съ княземъ Ларіономъ, намекъ на его «петергофскую» привязанность, его ѣдкій отвѣтъ ей… О томъ что побудило ее къ этому намеку, кого она первоначально имѣла въ виду дѣлая его — она не сообщила. Она боялась сдѣлать новую неосторожность… Въ сущности она сама не знала къ чему передавала все это Ашанину и какого «совѣта» могла ждать отъ него, но она тревожилась, и чувствовала потребность высказаться передъ кѣмъ-нибудь…

— Сердится, пересердится, — и сердиться-то будетъ недолго, смѣясь отвѣчалъ на ея торопливыя рѣчи Ашанинъ;- какой гнѣвъ устоитъ передъ этими глазами!..

— Нѣтъ, перебила его Ольга Елпидифоровна, — онъ обо мнѣ не думаетъ… Я теперь знаю! утвердительно кивнула она, какъ бы желая сказать что это вопросъ внѣ спора…

— Если такъ, то вамъ еще менѣе причинъ безпокоиться, замѣтилъ молодой человѣкъ.

— Я не о себѣ… и какое мнѣ до него дѣло! съ горячимъ взрывомъ досады возразила она, — но онъ можетъ повредить моему отцу…

— Полноте! Ашанинъ пожалъ плечами, — онъ слишкомъ порядочный человѣкъ для этого.

— Да, вы думаете? быстро проговорила Ольга; — я сама думаю… онъ не способенъ на гадость… Боже мой, какъ это все унизительно! вырвалось у нея вдругъ.

Красавецъ въ свою очередь вопросительно на нее взглянулъ.

— Да, продолжала она, высказывая громко все что въ эту минуту неудержимо всплывало у нея со дна души, — быть дочь исправника, отъ всѣхъ зависѣть, во всѣхъ искать… этого я переносить не могу!.. Я не для этого рождена… Да, не для этого! Я рождена для блеска, — она чуть не плакала, — мнѣ надобно une position… О, дайте мнѣ только быть знатною!.. Взгляните на эту Лину… она княжна, за нею полмилліона приданаго. Къ чему ей это все? Она тяготится своимъ богатствомъ; если бы не княгиня, она бы каждый день ходила въ одномъ и томъ-же платьѣ; посмотрите на ея комнату, — точно келья въ монастырѣ!.. А я!.. Для чего-же ей все, а мнѣ ничего? Отчего эти несправедливости?… О если бы мнѣ только половину, половину только, я знаю что бы я сдѣлала, и чѣмъ была бы! восклицала Ольга, сверкая глазами…

— И я знаю, прервалъ ее страстнымъ взрывомъ Ашанинъ, — знаю, что вы меня съ ума сведете!..

— Перестаньте, пожалуйста, вы мною увлечены, — вѣрю…, всѣ мною увлекаются. Ольга засмѣялась вдругъ, — но вы сейчасъ сами, на балконѣ, говорили мнѣ…

— Я говорилъ вздоръ! горячо вскликнулъ онъ, — я не слыхалъ какъ вы поете… я не зналъ васъ!.. А теперь, — голосъ у него прерывался, теперь — скажите слово, и я васъ… завтра же… поведу къ вѣнцу!..

Она вскинула на него свои блестящіе глаза, и опустила ихъ опять подъ огнемъ его взгляда… Самодовольная, почти счастливая улыбка заиграла на ея губахъ. Ашанинъ видѣлъ какъ подъ прозрачною кисеею заходила волной ея молодая грудь… Онъ ждалъ…

— Нѣтъ, сказала она наконецъ, — вы мнѣ не мужъ!..

Онъ чуть не вскрикнулъ…