Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 1

Ни словечкомъ не отозвалась на это княжна и отвернулась отъ нея головой къ стѣнкѣ.

Глаша только ротъ открыла.

Наканунѣ, за ужиномъ въ л'офисѣ, камердинеръ флигель-адъютанта, съ которымъ она успѣла познакомиться, подмигивая и нашептывая ей всякія лакейскія любезности, отпустилъ ей между прочимъ что «они съ бариномъ надѣются въ Сицкомъ свое счастіе получить». Глаша тотчасъ же смекнула, — а когда всемогущій въ домѣ Витторіо передалъ ей бонбоньйерку, съ приказаніемъ поставить ее на столъ княжны сюрпризомъ, уже не сомнѣвалась — что молодой «красавецъ графъ пріѣхалъ сватать ея барышню». Въ головѣ ея, не хуже чѣмъ у Ольги Елпидифоровны, успѣло построиться на этой основѣ цѣлое зданіе честолюбивыхъ надеждъ, отъ которыхъ она всю ночь не спала… И вдругъ «ея княжна и глядѣть-то на его супризъ не хочетъ»!..

Глаша уныло поглядѣла ей въ затылокъ, вздохнула, и направилась въ кабинетъ со своею «плетушкой».

— Еще сейчасъ приходила ко мнѣ горничная генеральши, проговорила она, не доходя до дверей, — принесла отъ нихъ записку и пакетъ къ вамъ-съ…

— Гдѣ они? Что же ты не даешь ихъ мнѣ? быстро отозвалась на этотъ разъ Лина, приподымаясь съ подушекъ.

— Извольте получить-съ!

Дѣвушка поставила корзинку на туалетный столъ и, вынувъ изъ кармана письмо и небольшое что-то завернутое въ бѣлую бумагу и запечатанное большою гербовою печатью, передала ихъ княжнѣ.

— Хорошо, молвила Лина, — а теперь оставь меня, я спать хочу!..

Оставшись одна, она поспѣшила развернуть записку.

Софья Ивановна писала ей слѣдующее:

«Милая Елена Михайловна! Желаю поздравить васъ первая съ наступающимъ вашимъ двадцатымъ годомъ и чтобы подарокъ мой былъ первый въ этотъ день. Посылаю вамъ предметъ для меня дорогой и завѣтный, и разстаться съ нимъ могу только для васъ. Принадлежалъ онъ покойной моей матери, женщинѣ высокаго духа и много испытанной въ своей судьбѣ. Звали ее, какъ и васъ, Еленой. Примите въ душевное себѣ укрѣпленіе и утѣшеніе, а также въ память отъ старухи искренно васъ любящей.»

«Софья Переверзина».

Запечатанный пакетъ заключалъ въ себѣ уложенный въ коробочку образокъ съ изображеніемъ Воздвиженія Честнаго Креста Святою Царицей Еленой. На задней, гладкой доскѣ его золотой оправы вырѣзаны были слова: Симъ побѣдиши!

Лучшаго подарка и болѣе кстати не могла получить Лина. Онъ являлся какъ бы дѣйствительно «во укрѣпленіе и утѣшеніе» ея послѣ этихъ конфетъ, присылка которыхъ глубоко взволновала ее и оскорбила. Она понимала что это не имѣло значенія простой любезности. Изъ одного тона голоса ея горничной не оставалось для нея сомнѣнія что весь домъ уже почитаетъ ее за невѣсту этого «петербургскаго адъютанта», а самъ онъ очевидно признаетъ за собою право дарить ее какъ женихъ, «и всѣ они въ заговорѣ съ нимъ, говорила себѣ бѣдная дѣвушка, и maman, и Витторіо, и Глаша, — весь домъ»!..

«Симъ побѣдиши»! прочла она еще разъ теперь. Свѣтлая улыбка скользнула по ея блѣднымъ устамъ… Она вытянула изъ-за сорочки золотую цѣпочку, на которой навѣшены были ея крестъ и медальонъ съ портретомъ и волосами покойнаго отца, пристегнула къ нимъ образокъ Софьи Ивановны, поцѣловала его, перекрестилась, и, уложившись щекою на руку, заснула мгновеннымъ, младенческимъ сномъ…

Но ей не суждено было досыта выспаться въ это утро. Въ началѣ восьмаго чьи-то шаги и смѣхъ въ кабинетѣ разбудили ее опять.

— Что она, еще спитъ? спрашивалъ громко кто-то.

— Почиваютъ-съ! послышался шепотъ Глаши.

— Я не сплю! сказала княжна, недоумѣвая съ кѣмъ это разговаривала ея горничная.

— Ah! Lina! Chère!..

И съ этими словами въ спальню ворвалась дѣвушка въ широкой соломенной шляпѣ и сѣромъ бурнусѣ на плечахъ, вся запыхавшаяся и хохочущая…

— C'est moi! Не ожидала? Не узнаешь даже, кажется? и она кинулась прямо цѣловать Лину въ постели.

Это была одна изъ ея московскихъ бальныхъ знакомыхъ, княжна Женни Карнаухова, высокая и крупная особа, съ характернымъ и веселымъ выраженіемъ лица и весьма рѣшительными, почти мужскими пріемами рѣчи и движеній. Московская молодежь звала ее «добрымъ малымъ въ юпкѣ» и «Геничкой Карнауховымъ». Она это знала, и не только не оскорблялась, но очень гордилась этими прозвищами, и вмѣняла себѣ въ какую-то обязанность быть на пріятельской ногѣ со всѣмъ міромъ. Ее вообще всѣ любили, и она всѣхъ любила… Она была, дѣйствительно, очень добра сердцемъ, откровенна до глупости, легкомысленна и эгоистична какъ всѣ добрые малые, и совершенно наивно убѣждена была что не было въ мірѣ существа болѣе нужнаго для счастья ближнихъ какъ она.

— Какая ты хорошенькая въ постели! А croquer! хохотала она, обнимая и тормоша Лину:- вотъ еслибы тебя кто-нибудь изъ нашихъ кавалеровъ увидалъ теперь, вотъ бы влюбился!.. А ты и не спрашиваешь какъ я къ тебѣ попала такъ рано?

Бѣдная княжна съ просонковъ только глядѣла на нее недоумѣвая.

— Надо тебѣ сказать что мы только вчера пріѣхали къ себѣ, въ Высокое. Жара, пыль, духота, а мы въ городѣ сидимъ! У maman ея вѣчный mal de dos, переѣзжать не хочетъ: — безъ Озера, говоритъ, умру! Несчастному папа каждый день сцены дѣлаетъ, ко мнѣ придирается за каждый вздоръ… Un enfer, однимъ словомъ!.. Наконецъ ужь Толя — она только его и слушаетъ — уговорилъ ее! Вчера къ обѣду пріѣхали; папа и вспомнилъ что мы приглашены 8-то числа къ вамъ. Вотъ и собрались пріѣхать сюда къ обѣду. А сегодня Толя велѣлъ разбудить меня чуть свѣтъ. Хочешь, говоритъ, прокатиться со мною на бѣговыхъ дрожкахъ? Поѣдемъ, говорю. Вотъ мы и поѣхали, ѣдемъ, а лошадь у насъ молодая, Толя правитъ отвратительно, чуть въ канаву не свалилъ меня… Ужь не знаю, нарочно онъ или невзначай, только проѣхали мы верстъ, я думаю, пятнадцать, и очутились наконецъ въ совершенно незнакомомъ мѣстѣ. Идетъ мужикъ; Толя его спрашиваетъ: куда ведетъ эта дорога? — Въ Сицкое, говоритъ, въ княжое. — Въ какое княжое — Шастуновское, отвѣчаетъ. — А далеко отсюда? — Съ версту будетъ… Толя хлестнулъ лошадь, она вскачь, а онъ ее ужь и удержать не можетъ… Я уцѣпилась за него, едва держусь… И мы, какъ два сумашедшіе, прискакали къ вашему крыльцу… Et me voilа!

— Очень рада! проговорила учтиво Лина.

— Рада, не рада, а я ужь отсюда не уѣду! Я не красавица какъ ты, но и я берегу свою, шкуру, comme on dit. Хоть и придется мамашину руготню за это выдержать, все равно! Пусть себѣ Толя ломаетъ шею если ему угодно, а я за новое путешествіе на его бѣговыхъ дрожкахъ merci! Сегодня у васъ празднество… Сколько тебѣ минуло, — девятнадцать?… Поздравляю, chиre! Позволь дать тебѣ это на память:

Она сняла съ пальца бюрюзовое колечко, и протянула его Линѣ.

— Не стоитъ благодарности! не дала она ей выговорить слова, — c'est une petite horreur, но я умоляю тебя носить его! Она принялась опять обнимать княжну;- ни къ кому я еще не чувствовала того что къ тебѣ. Ты такая милая! Я воображаю, примолвила она не останавливаясь, — какіе подарки ты получишь сегодня; мать твоя такъ богата!.. А, да вотъ ужь! Отъ кого? И она бросилась къ знакомой намъ плетушкѣ, стоявшей на туалетномъ столикѣ Лины, и безцеремонно распутавъ связывавшія ее ленты вытащила оттуда великолѣпный китайскаго лака ящикъ полный конфетами.