Влад. Азов - Теплая компания (Те, с кем мы воюем). Сборник

– Ах ты, турок этакий!

– От такого слышу!

Восточные границы Турции соприкасаются с Россией. Если мы у них что-нибудь и отвоюем, то границы все таки будут соприкасаться. Да послужит это лукавым османам некоторым утешением!

Северная – примыкает к Черногории, Австрии, Сербии и Румынии.

Нельзя сказать, чтобы страны эти были польщены таким соседством.

Западная – проходит по Адриатическому и Ионическому морям, а южная – теряется в бесплодных пустынях Аравии и Африки. Впрочем, и предыдущие границы тоже постепенно теряются.

В этих границах заключены разные народы, связанные общностью жизненных интересов. Общность заключается в том, что одна часть населения режет другую, а другая часть населения протестует.

Турецкие города строятся крайне своеобразно: каждый строит дом, где хочет. То, что у нас называется улицей, у турок не существует. Дома часто строятся посредине улицы. Конечно, есть узкие переулочки, но они созданы именно условиями постройки – нужно же было по какому-нибудь пути подвозить строительные материалы.

Переулки эти так узки, что два встретившихся осла (четвероногих, а не строители) застревают между стен; поддерживая традиции своего племенного упрямства, разойтись не могут и, большей частью, гибнут. Скелеты их растаскивают собаки впредь до новой ослиной встречи (Элизе Реклю).

Крыши домов напоминают остроты бульварных газет – они плоски, стары и исполняют чуждую им роль – на них сидят по вечерам.

Часто узкие кривые переулки перерезываются кладбищем. Дело в том, что турецкие кладбища не выносятся за черту города, а устраиваются тут же, под боком.

Делается это для того, чтобы не тащить далеко родственника – лень. Да и жарко.

И если турок, потерявши родственника, имеет возможность спустить его из окна комнаты прямо в яму у стены – такой турок считает себя удачником и баловнем судьбы.

Много ли, действительно, турку надо.

Турецкие дома устраиваются кое-как. Назначение дома очень ограничено – насовать туда побольше жен и детей, а самому сидеть в кофейной.

Холостые и бездетные турки домов не имеют – живут в кофейне.

Дома турки не обедают – едят в кофейне.

Они и спали бы в кофейне, но нельзя, нужно идти к женам – так велит шариат (кажется, автор к месту ввернул это турецкое словечко).

Вот картина турецкой улицы:

…Жарко. Узкая каменная улица, посреди которой бьет фонтан. На припеке у фонтана томятся ослы, буйволы, верблюды и лениво потягивают из фонтана холодную воду. Тут же под многочисленными копытами копошатся ребятишки – ничего, если кое-кого и раздавит буйволовое копыто – детей много, а поднимать скандал по этому поводу лень.

Назначение дома очень ограничено – насовать туда побольше жен и детей, а самому сидеть в кофейной.

Хозяева и погонщики животных забрались в полутемную прохладную кофейню и потягивают черный густой кофе из таких маленьких чашечек, что проглотить ее по рассеянности – не представляет особого вреда для здоровья. Пьют кофе, молчат, затягиваются наргилэ [6]).

Молчат.

Турок, вообще, не разговорчив.

Между восемью часами утра и шестью часами вечера, турок способен поддержать только такой разговор:

– Кофеджи! Кофе.

– Да.

Подсаживается сосед. Молчат.

В исходе двенадцатого часа первый замечает:

– Жарко. Э?

Спрошенный турок погружается в глубокую задумчивость. Очевидно, его внутренно взволновал и вызвал массу соображений вопрос соседа.

После долгого молчания, он вздыхает и разражается речью:

– Да, – говорит он.

Солнце жарит во всю. Кофе выпит. Вода, полагающаяся к нему, тоже выпита. Оба поворачивают глаза и сосредоточенно глядят на ослепительно сверкающую горячую улицу.

– Осел прошел, – выдавливает из себя один.

– Да, – после мучительного раздумья соглашается сосед. – Это верно.

– Наверное, Абдулки кривого.

– Его. С подпалиной.

– Стало прохладней.

– Вот осел прошел…

– Да. Вечер.

– Уходишь? Храни тебя Аллах.

– И тебя. Кофеджи! Еще.

– Ты же хотел уходить?

– Промочить горло надо; от разговора пересохло.

А дома, укладываясь на оттоманку, он говорит жене, толстой Фатиме:

– Заговорился с Ибрагимом, не заметил, как и день прошел. Охо-хо.

– Аллах велик, – замечает Фатима.

– Еще бы, – соглашается турок.

И засыпает.

Если турок не идет – он сидит. Стоять он не может – лень. Сейчас же садится.

Автору только однажды удалось увидеть не сидящего турка. И то, в этом зрелище не оказалось ничего удивительного, ибо он лежал.

Стремление турок к лени, к лежанию на диванах, отразилось даже на наименованиях европейской меблировки.

Оттманка – слово турецкое.

Тахта – слово турецкое.

Диван – слово турецкое.

Даже государственный совет так и назван диван.

До того дошло, что «оттоманка» так и происходит даже от наименования нации: оттоманы.

А можно представить себе мебель под названием тевтонка или шведка? Нет. Наоборот, нет ничего быстрее шведок.

Отсюда ясно, что климат оказывает прямое влияние на подвижность народонаселения.

Турецкая лень выражается еще и в другом – в страсти к слугам.

Знаток Турции И. Голобородько говорит: «нигде нет такой специализации домашних обязанностей, как в Турции. Каждому из слуг вверяется определенное дело, от которого он ни на шаг не уклонится в сторону. Кофеджи, на обязанности которого лежит варка кофе, – тот не принесет воды для омовения, а чубукчи, в ведении которого находятся курительные принадлежности, сочтет немыслимым побежать для хозяина за кофе. Да и вообще (заключает Голобородько), стараются прикасаться к работам возможно меньше».

В богатых турецких домах специализация эта доходит до того, что существует палач пойманных блох (ловит их другой слуга), выбрасыватель обгоревших спичек и хранитель ящика, в котором лежит ключ от другого ящика, где ничего не лежит.

Кроме этой своей специальности, перечисленные слуги ничего не делают.

Правда, Голобородько об этом ничего не говорит, но говорю это я, автор настоящих строк – сам хохол, не хуже Голобородьки. И лгать и выдумывать ни он, ни я – мы себе не позволим.

Слуги турку обходятся дешево. Пищей им служит горсть рису с кусочком баранины (горсть – в прямом смысле слова, потому что ложек и вилок нет), а одежда носится десятки лет, ибо при турецком климате и простоте нравов, вся одежда слуги ограничивается висящим в шкафу халатом и туфлями, стоящими в передней.