Г Владимов - Три минуты молчания

- "Дед", я пойду, пожалуй.

Он засуетился, достал из шкафика книжку и сунул мне. Потом отобрал, надел на нос очки, в железной оправке. Книжка была - "Судовые двигатели".

- Мы уж тут говорили, - сказал "дед", отчего-то смущаясь, перелистнул пару страниц. - Первую главку одолеешь, а дальше все пойдет. Что неясно, я тебе на нашем дизеле объясню.

- Добро, - я ее сунул под куртку, - почитаем обязательно.

- До порта ты помалу весь курс пройдешь. Сам не заметишь. А на берегу экзамен сдадим, в следующий рейс пойдешь у меня мотористом.

- В следующий! Тебя же - на пенсию.

- Ну, может быть, и нет. Все, знаешь, вилами по воде...

Я вышел, встал под рубкой. Вода блестела, как чешуя, переливалась от носовой струи, и далеко-далеко, за три-девятью морями, мерцали огоньки на Лофотенах. Воздух был дикий, пьяный, как спирт. Как бы это знать, я подумал, когда же он наступает, этот день, что ты вдруг видишь - все поздно, жизнь прозевал. Хотя бы за год раньше это почувствовать. "Дед", пожалуй, и не дождется, когда я это почувствую, он скоро, и вправду, станет дедом, хоть у него внуков и нет. И сыновей тоже. Не считать же меня, охламона. Как-то он мне говорил: "Молодые были - не о том думали. Не знали, что и двух лет не пройдет, как все грянет. Потом - сразу пожилые стали, И уже не о том думали". Так у него-то все-таки был рубеж - и какой! А у меня он где, этот рубеж?

Крайнее окно в рубке было опущено, вахтенный штурман - третий мурлыкал чего-то и кутался в доху. Смотрел на звезды. А кто на руле - я не узнал, он снизу был освещен, из компаса, подбородок и ноздри в огне.

Я вдруг забацал сапожищами - черт знает с какой стати, - запел гнусаво:

Теплоход в дальний рейс уп-лыва-а-ет...

Не уйти никуда от пррра-тя-нут-тых рук!

У ллюб-бви берегов не быв-ва-ает,

А у ллюб-бви и-не быв-вает ррразлук!

Штурман зачертыхался, врубил прожектор и жарил меня в спину, пока я не смылся в кап. А все-таки поднял я ему настроение, будет о чем посвистеть с рулевым.

В обоих кубриках не спали еще. У соседей пиликала гармошка: "И только одна ты, одна виновата..." Я хотел зайти - да там этот Ребров, бондарь, лучше на его территорию не заходить - пошел сразу в наш. Тут были дела серьезные - Шурка Чмырев с Серегой Фирстовым сидели за картами. Дрифтер всей тушей ерзал по лавке, заглядывал то к одному, то к другому и хлопал себя по ляжкам. Истомился от раздвоения личности - игра еще на равных шла, а он всегда за того, кто выигрывает.

Увидел меня - потянул носом.

- Ах! - говорит. - Коньячком запахло. Заходи, Сеня, быстрей и дверь закрой, а то жалко - развеет.

Шурка с Серегой подняли головы, поглядели затуманенным взором и снова в карты.

- Сколько ж там звездочек-то было? - спросил дрифтер. - Три или пять?

- Там уже ни одной.

Он вздохнул горестно.

- Жалко, я с кепом блат не завел. Хорошо бывает к начальству в гости зайти.

Я стал снимать куртку, и тут выпала книжка. Я и забыл, что она под поясом. Он сразу на нее кинулся.

- "Судовые двигатели". Ай,Сеня! Переквалифицироваться решил. По пьянке или всерьез?

- Дай сюда.

Но у него отнимешь, он уж ее за спину упрятал. Я полез в койку. Там зажег плафончик и задернул занавеску. Тут же он ее отдернул. Засопел над ухом.

- Сень, подыши на меня. Что ж ты, эгоист такой, от общества укрываешься?

Невозможно на него озлиться. Я дохнул - он замурлыкал, зажмурился.

- Ах, какая жизнь настала! А за чей счет пьете, Сеня? Ты "деду" ставишь или он тебе? Я вот думаю - какой ему резон бича захмеливать?

- Отлипни! - сказал ему Шурка. - Ты сам крохобор, так тебе за всю биографию никто чекушки не выставит. А ты, земеля, чего стесняешься, двинь ему по клыкам.

- Играй, - сказал Серега.

Дрифтеру стало скучно. Отдал мне книжку.

- Читай, Сеня, грызи науку. Зато уж потом! Галстук нацепил и лежи в каютке, ножки кверху, за тебя машина уродуется.

- Механики, они тоже для чего-то вахту стоят, - сказал Шурка.

- Конечно, не при коммунизме живем, надо ж хоть пальцем пошевелить. Маслица подлить, на манометр поглядеть. Но это только "уход" называется, а не "работа".

Шурка засмеялся.

- А механиков послушаешь - лучше палубной работы на всем пароходе нету. Палубные чем дышат? Диким воздухом. А механики? Соляркой, маслом горелым...

- Повару хорошо. С "юношей", - Васька Буров высказался. - Они у плиты греются. В любой час пожрать могут.

- А еще лучше радисту, - сказал Митрохин. - У него каюта отдельная на "голубятнике". Кто его там проверит - работает он или сачкует.

Дрифтер спросил у него:

- Азбуку Морзе надо знать или не надо? Ты ее когда-нибудь выучишь, заразу? Или - в передатчике разобраться. Лучше всего штурманом. Вахту отстоял и лежи.

- Тогда уж лучше кепу, - сказал Шурка.

- Башка! Кеп за все отвечает. И за улов, и за аморальное разложение. И чтоб ты за борт не упал "по собственному желанию". Кеп рыбу ищет. А механики со штурманами - это уж точно, бездельники.

- Голова у тебя! - сказал Шурка. - Непонятно, зачем ты дрифмейстером ходишь. Почему не механиком.

Дрифтер почесал в затылке, вздохнул.

- Так уж мне больше нравится. Я человек трудящийся.

- А я думал...

- Ты не думай, - сказал Серега. - Ты играй.

Дрифтер опять к ним подсел. А я открыл книжку: "Судовые двигатели служат основным или вспомогательным средством... Подразделяются на... Топливом для них являются..."

- Тишина, - дрифтер прошептал, - читает!

Но я уже не читал, а смотрел в подволок - у меня над самым лицом. Потом я ее закрыл аккуратно и положил под подушку. А вынул другую - Ричарда Олдингтона, "Рассказы". Я прочел один, начал второй, но как-то он меня не забрал, этот Ричард Олдингтон. Все какие-то рассуждения были, а дела не было. Сдуру я его взял. В судовой библиотеке у нас книжек восемьдесят, и каждый, конечно, хватает себе какую потолще. Чтобы уж весь рейс одну читать. Разновесов не любят: все, говорят, в башке перемешивается, кто за кого замуж вышел. Я тоже себе не тоненькую отхватил, но я-то у этого Ричарда Олдингтона читал одну вещь, "Все люди враги", так вот то действительно была вещь. Давно я ее читал, еще на крейсере. Командир первой башни мне посоветовал. "Зачти, говорит, эту вещицу. Похабели, тут, правда, много, но, знаешь - дергает!" Я зачел и не оторвался. Только там конец, по-моему, испорчен. Так хорошо у них все начиналось, у этого парня, главного героя, с этой женщиной; и так тревожно за них; чуть не плачешь, когда война и они расстаются, даже забыли друг про друга. А вот когда они снова встречаются, с такими трудами, да после всего, что каждый из них пережил, тут и пошла бодяга - все он ей покупает, какие-то шмотки; ничего ему, видите ли, для нее не жалко, и в чем-то они все время извиняются друг перед другом. Говорить им, наверно, не о чем. И жить вместе ни к чему. Лучше бы им теперь расстаться по-хорошему. Или, может быть, лучше было этому Ричарду Олдингтону тут и оборвать, где они только-только встретились. Ну, может, я не так все понял. Но неужели они тоже стали врагами?.. Командир первой башни со мной не согласился. Но оказалось, он ее не дочитал.