Антон Алеев (Алексеев) - Подорожная вечности

Самое удивительное, что он начал разговор первым. Сам обратил внимание, подошел, повинуясь неясному импульсу, и заговорил. Дело происходило на автобусной остановке, на которой в этот полуденный час было не так уж много людей. Она стояла чуть поодаль, будто даже и не ждала, а просто стояла, задумчиво рассматривая другую сторону улицы.

— Девушка, извините, 63‑й тут останавливается? — высказав эту чудовищную банальность, Игорь искренне подивился самому себе.

Она покачала головой и внимательно взглянула на Игоря. В глаза.

— То–то я уже минут пятнадцать…

— Я не знаю, — голос у нее был низкий и грубоватый, как у курильщиков.

Игорь замолчал, еще раз охватив взглядом ее фигуру. Нельзя сказать, что она была красива. Миловидна, не более. Не совсем правильные черты лица, блондинистые волосы до плеч. Худенькая, с маленькой грудью и прямой фигурой. Футболка, джинсы, кроссовки. Все.

— Вы со всеми так знакомитесь? — спросила она. Причем даже не подумала улыбнуться.

— Нет, — Игорь стушевался, уже сильно сомневаясь в успешности нынешнего мероприятия.

— Я не думаю, что знакомство со мной принесет вам то, что вы ждете, — сказала девушка.

Упустив партию первой скрипки, Игорь совсем уже растерялся, не без оснований считая, что начинает выглядеть идиотом.

— Это вежливый отказ?

— Нет, это вежливое предупреждение.

— Приятно общаться с вежливым человеком…

Она пожала плечами. Повисло тягостное молчание.

Игорь понял, что ничего лучшего, чем заключить, что попытка не удалась, и запрыгнуть в подкатывавший автобус, он придумать не сможет.

— Почему вы, Игорь, не спрашиваете, как меня зовут? — спросила она, и все изменилось. Изменилось неотвратимо и основательно.

В комнате тикали часы. Поверх одеяла, в полусумраке, лежала ее рука, тонкая и болезненно бледная. Игорь мерз. Он проснулся пять минут назад, поелозил ногами, стараясь укутаться посильнее, но не согрелся, только отогнал сон еще дальше. Хотелось курить и пить кофе. Она лежала рядом с открытыми глазами, как всегда, задумчивыми и темными.

— Как ты все–таки угадала? — спросил он. Его плечо неосторожно прикоснулось к ее теплому телу.

— Я не угадала. Я могла назвать любое имя. Это все не важно совершенно. Ты услышал то, что хотел услышать.

— Ты странная.

— Ты боишься признаться, что ничего нет вокруг. Нет меня, нет этой комнаты, и там, за стенами, тоже нет ничего. Кроме декораций. Твоих декораций.

— Ерунда какая–то, — Игорь сел на постели, охнул от холода, стал надевать рубашку.

— Тихо, — вдруг сказала она, и Игорь замер, застегивая пуговицу. — Слышишь?

— Что? — шепотом спросил он.

— Тишина. Там, за окном, не шумят машины, не кричат птицы. Нет звуков.

Игорь встал, оттянул в сторону тяжелую штору. В комнату упал кусок света. Игорь прищурился из–за яркого блика и выглянул в окно. По шоссе мчались легковушки, пешеходы жили в своем снующем мире, дети, громко крича, играли в игры. Улица была полна шелеста.

Игорь вопросительно взглянул на Катю.

Она сидела на кровати, подтянув одеяло под подбородок.

— Это появилось, когда ты отодвинул штору. Минуту назад этого не было, — сказала она и поежилась.

Игорь вернулся к постели, сел рядом, поцеловал в щеку.

— Все нормально? — спросил он и обнял ее.

Катя закрыла глаза и отрицательно замотала головой.

— Это все потому, что ты одинок, — сказала она.

— Что — все? — в Игоре стало закипать раздражение. Он отхлебнул пива из кружки, посмотрел на Катю, прищурившись: — И почему это я одинок?.. — не дождавшись ответа, продолжил: — Ты странная. У меня есть друзья, у меня есть родители. И ты у меня есть, хоть и не пойму, что нас связывает. Мы спим в одной кровати, но не занимаемся сексом. Мы встречаемся раз в неделю, и я абсолютно не знаю, что ты делаешь все оставшееся время. Я вообще не понимаю, что у нас за отношения. Что тебе надо?

Она пропустила эту эмоциональную тираду мимо.

— Это не друзья, — сказала она. — Это так. А родители твои умерли.

Он вздрогнул. Он посмотрел на нее уже со злостью:

— Ты что говоришь? Я вчера разговаривал с отцом! Ты совсем свихнулась, что ли? — не выдержал, последнюю фразу крикнул.

Она отвернулась.

— Ты разговаривал с ним по телефону, но ты его не видел, — ее слова ушли в угол, в темную сторону комнаты.

— Знаешь что, я не приду к тебе больше, — он помолчал, оценивая для себя сказанное. — Извини.

Повисло молчание. Он ждал слов, но их не было. Он встал, поднял бокал с пивом и жадно, до дна, осушил его.

— Почему ты никогда не пьешь со мной пиво? — спросил он. И подумал: «Что, черт побери, я о ней знаю? То, что она не местная, учится в институте и снимает эту комнатушку? То, что она странная до изнеможения? То, что получает от своей матери переводы из какой–то тмутаракани, и это все, на что ей приходится жить? Да, еще — что ее зовут Катя. Даже фамилии не знаю. Наваждение какое–то».

— Ты придешь еще, — наконец проговорила она чуть слышно. Она так и не подняла головы.

Он не стал прощаться.

Игорь сидел в пустой ванной голый и, согнувшись, рассматривал большие пальцы на ногах. Он пребывал в том сосредоточенном состоянии, когда внешние раздражители остаются фоном, не воспринимаются как явь и не оставляют следов. Он боялся неизвестно чего, и это выматывало.

Какой–то нелепый розыгрыш.

Он позвонил Витьке, он слышал его голос, он вспоминал, как они напились на его дне рождения месяц назад, и он не узнавал его. Вернее, это Виктор не узнавал.

«Кто это?» — он услышал эти слова своего друга из трубки дважды.

Он засмеялся. Он предложил закончить этот стеб, он, наконец, сказал:

«Что ж ты, сволочь, не узнаешь, это же я, Игорь».

«Какой еще Игорь? Номер правильно набирайте».

А потом глупые гудки отбоя.

Он тут же стал тыкать в кнопки повторного набора и… испугался. Чего? Он набрал номер Сереги. И захолонуло душу, пока шла какофония длинных гудков. Никого почему–то нет дома поздно вечером в понедельник. Ни Сереги, ни его жены, ни сынишки их пятилетнего. Он позвонил на сотовый. Тот же результат. И отбросил телефон.

Лампочка в ванной явственно жгла затылок.

Игорь открыл краны и смотрел, как прибывает вода, бешено вращаясь пузырьками вокруг белых ступней.

Он вспомнил о Кате. О безумном, на гране страсти, вчерашнем сексе. Это было дико, и от этого волнение только разгоралось. Да, они занимались этим. Только не совсем обычно. Не как с другими. Всю ночь. Почему?.. Этот вопрос не волновал в то время никак. Происходило действие, нужное или необходимое среди их чувств. Оно было естественно в тот момент задыхающегося вожделения. Только и всего. Этот вопрос не возник ни сразу после , ни утром после всего . Наверное, странно, что возник сейчас.