Сергей Залыгин - Соленая падь

Близко было до выселка, Мещеряков снова велел подать ему гнедого. Вскочил в седло, заругался:

- Вот, язвило бы тебя - как буду без коня? А? Когда он в бою захромлет окончательно? В бою? Как буду? Может, он стерпит?

Пришпорил...

За поскотиной выселка в темноте слонялся народ - милосердные сестры и солдаты. Смешки раздавались, кто-то даже пиликал тихонечко на гармошке, но приумолк, услышав конский топот.

Мещерякову это не понравилось. Ни к кому не обращаясь, но так, чтобы услышали все, он сказал:

- Будто и не перед боем! Будто и не военное у нас положение - просто балаган! Команда выздоравливающих!

В темноте кто-то хихикнул, но опять тихонечко, нельзя было понять хихикнул или нет.

Когда же вошли в помещение, Мещеряков сразу же, с порога, окинул всех недоумевающим взглядом: что-то случилось здесь во время его отсутствия. Что-то случилось...

По-прежнему пахло ржаниной. Под лампой, подвешенной к потолку, на прежнем месте сидел комполка двадцать четыре, замещавший Мещерякова. Вид у него был растерянный. Разведчиков набилось пол-избы. Гришка Лыткин был уже здесь, во все глаза уставился на главнокомандующего.

После короткого замешательства поднялся комполка двадцать четыре:

- Товарищ Мещеряков! Сражения не будет. Не может быть!

- Что? Что-о? - быстро спросил Мещеряков, наступая. - Что сказал?

- Сражения не будет. Командующий фронтом товарищ Крекотень прислал приказ - полкам нашей группы контрнаступления срочно перейти на Моряшихинскую дорогу, сделать заслон от белых. Белые идут по той дороге огромной массой!

- Полковые командиры, - приказал Мещеряков, - подойдите ко мне! - И сам направился в соседнюю горницу. Обернулся. Спросил: - Ну?

- Уже нету, товарищ главнокомандующий! И моего полка нету, и я сам ушел бы, когда не ждал бы твоего возвращения! - сказал комполка двадцать четыре.

- У-убью-ю! - заорал Мещеряков. - У-убью-ю!

- Кого-кого? Товарищ главнокомандующий, кого? - подпрыгнул Гришка Лыткин, срывая с плеча винтовку.

- Пошел к чертовой матери! - крикнул Мещеряков, крикнул снова и еще громче, потому что не знал, кого он грозился убить.

Тут вошел Петрович - командир красных соколов. Доложил, что его полк на месте, ждет распоряжений главкома.

Мещеряков и Петровичу не ответил. Приблизился к темному окну, поглядел в него. Рукой показал через плечо на Тасю Черненко:

- Эту - арестовать!

"Ждали от меня победных боев, хотя бы и молчаливо попрекали за бездействие. Все попрекали - Брусенков, Петрович, даже Довгаль, - думал Мещеряков яростно и злобно все еще глядя в темное окно. - Ну вот дождались! - Он вспомнил свой штаб в Соленой Пади с одиночной комнатой, с чернилкой и с ручкой... - Все думали: это главнокомандующему страсть как нравится - и кабинет и чернилка! Только этого ему и надо? Вот как могли о нем подумать! Да?"

Разведчикам Мещеряков сказал, чтобы впредь все сведения они передавали Жгуну, а его лично не искали бы. Чтобы они немедленно выяснили положение на Моряшихинской дороге.

Приказал Петровичу собрать командный состав полка красных соколов в кошаре под Малышкиным Яром, в той самой, которую хотел сделать командным пунктом в предстоящем бою.

Через полчаса и сам был в этой кошаре с плоской, наполовину раскрытой соломенной кровлей.

Падала сверху луна, изломанным коричневым пятном лежала на овечьем помете, на соломенных охвостьях, на дерновой стене кошары.

Вошел и встал посреди этого пятна широкогрудый латыш, огляделся, вынул из карманов руки, а изо рта трубку. Зажав трубку в кулаке, проговорил:

- Здравствт! - снова сунул трубку в рот, руки в карманы...

Забежал командир штрафников - быстрый, даже суетливый, - доложил о самом себе:

- Громыхалов прибыли!

Мещеряков спросил его:

- Громыхалов - это не ты ли прошлый год разгонял Советскую власть в Панковской волости?

- Так точно! Было дело, товарищ главнокомандующий! В прошлом годе и было!

- Тогда ты, значит, убедился, что получилось без Советской власти?

- Был случай. Сильно убедился.

- Ну, а нынче тебе случай - стать ей на защиту, чтобы она вернулась раз и навсегда.

- Нынче об чем разговор? Стану!

Еще прибывали командиры, и Мещеряков обратился к ним:

- Так вот, товарищи красные соколы, вы не то что сами завоевали честь называться красиво и гордо, вы даже силой своего убеждения перековали бывших врагов Советской власти на ее друзей. И даже на воинов-героев. А нынче положение такое - где было четыре полка, остался один. Один ваш полк.

Латыш опять вынул трубку и кивнул, кто-то стал объяснять слова главнокомандующего мадьярам, показывать на пальцах - один и четыре.

Два мадьяра - высокий пожилой и молоденький чернявый - быстро поняли, закивали.

Из другого угла им по-своему и еще кто-то сказал несколько слов. Это Андраши сказал, он там был, в дальнем углу кошары.

Мещеряков продолжил:

- Вы должны нынче показать пример всей партизанской армии. Занять передовое место в шеренге борцов. Сделать очень смелый бой.

Высокий пожилой мадьяр понял быстрее своего товарища:

- Мой личность - хороший пример? Да? Будет вперед? Да?

- Понято, - подтвердил Мещеряков. - Сегодня будем делать мировую революцию здесь, на этом вот месте.

- Большая революция маленькой место? Да? - снова понял высокий мадьяр, а молоденький похлопал товарища по плечу.

Латыш спросил:

- Когда время? Сейчас?

- Сейчас, - подтвердил Мещеряков. - Врываемся с четырех сторон в Малышкин Яр. Наносим противнику как можно больше потерь, уходим. Все. Но только сделать нужно по-геройски. Чтобы противник бы долго и прочно бой этот помнил. Как будете наступать - кто с какой стороны, кто раньше, кто позже, договаривайтесь промежду собой. Я требую одного - немедленно и беспрекословно повиноваться сигналу отхода, хотя бы в ту минуту вы овладевали штабом противника... Выйдем из Малышкина Яра затемно. Противник даже не увидит по-настоящему наши силы. Выйдем все в направлении на Елань, то есть к северу от села...

Мещерякова слушали, мадьяры поясняли друг другу его слова, никто не знал, что Мещеряков уже не воюет - он партизанит.

Показать этого еще нельзя, не каждый солдат в один миг может из солдата переделаться в окончательного партизана. И он не показывал. Но о себе знал твердо - снова партизан. Знал - надо показать главному штабу партизанщину: видать, в Соленой Пади ее плохо знали. Лучше рано показать, чем поздно, лучше нынче, а не тогда, когда уже начнется генеральное сражение с белыми. Может быть, придется снова вернуться в Верстово, но прежде показать себя Мещеряков-партизан должен.

Подошел Петрович, взял его за локоть, отвел чуть в сторону. Этот обо всем догадался. Этот тревожился. Но Мещеряков не хотел хоть что-то объяснять. Ни Петровичу, ни самому себе. Сказал: