Константин Золотовский - Рыба-одеяло (рассказы)

Спустился я под лед, меня течением перевернуло.

Рассердился на нас Киров: "Работать, - говорит, - не умеете. Оттяжку сперва нужно с балясиной завести, тогда и не будете вверх ногами из воды выходить".

А это мы, действительно, не сообразили.

Стали ее заводить, и Киров нам помогает. Сам мне стопорный винт закрепил на шлеме. Вот он откуда винт знает! Сам подхвостник завязал и говорит: "Поторопитесь, ребята, а то большие деньги в машине гибнут... Сто тысяч, Ленин мне поручил передать для Кавказского фронта".

Подняли мы машину, и до рассвета Киров в бане спасенные кредитки горячим утюгом гладил.

"Товарищ Киров, вы, случайно, водолазом прежде не были?" - спрашиваем. "Нет", - отвечает. "А откуда же нашу работу знаете?" Улыбнулся Киров. "Присматриваюсь", - говорит.

- Интересно! - произнес Калугин, выслушав его. - Довелось и мне видеть Кирова. На Смольнинской пристани. Мы там сваи забивали. Работа не клеилась. Инженер-гидротехник бестолковщину создавал. А наш Федя Степанов - да вы его знаете - хороший водолаз, но горячий, вспыльчивый, прямо из себя выходил: "На кой, - кричит, - такая самодеятельность! Только государство обманываем!.." И через каждое слово у него "фольклор".

А тут идет какой-то гражданин по набережной, среднего роста, в белом френчике, в фуражке. И с ним еще двое. А Федька ругается, не стесняясь в выражениях.

- Что вы скандалите, молодой человек?

- Эх, гражданин, такую-то... - вскипел Степанов, - сами подумайте, дурацкую работу делаем! Как мартышка с чурбаком возимся. Не знаю, понимаете вы в этом деле или нет, но посмотрите. Сняли здесь сваи, велят в другом месте колотить, потом опять их вынимаем.

Водолазы уже узнали Кирова и шепчут Степанову, подсказывают, с кем он говорит. А Степанов разгорячился, не слышит их, рад, что нашел внимательного слушателя, даже дважды Кирова по плечу хлопнул.

- Да, - сказал Киров, - вы правильно говорите, с участием. Только у вас слишком много слов-паразитов выскакивает.

- Поневоле выскочат, - сплюнул Степанов. - Эх...

- А что, эти выражения вам помогают? - насмешливо спросил Киров.

Степанов осекся. И тут бежит руководитель работ, бледный, трусится.

- Вы - главный инженер?

- Точно так, я.

- Вот товарищ справедливые вещи говорит. Вы даете бесполезную работу, это же вредительство!

- Товарищ Киров... - еле выговорил инженер.

Глянул тут Степанов на своего слушателя и бежать. А Киров разделал под орех руководителя и говорит ему, что нужно болеть сердцем за стройку, как этот вот горячий товарищ водолаз. Поворачивается, чтобы показать на Степанова, а того и след простыл.

Спросил Киров у нас, куда делся приятель, а Степанов замкнулся в рубке баркаса и не открывает дверь. Так Киров и ушел. "Жаль, - говорит, - хороший работник, беспокойный, только у него словесных отходов в разговоре многовато".

Федя хотел сразу же с нашего бота списаться, чтобы Киров его опять не увидел. Но начальство сняли, а его не отпустили.

И с тех пор, как почувствует, что у него нехорошее слово может вырваться, сразу по сторонам оглядывается. "Подумал, - говорит, - почему так ругаюсь, для чего? У нас в семье не было принято, никто не сквернословил. Я сперва это лихостью считал, попал к каюшникам{23} - такая там ругательщина стояла! Никто не делал замечаний, ну и привык, будто к курению".

Смотрим мы, вроде подменили Степанова. Прекратил выражаться. Не легко это, конечно, ему доставалось. Но стал говорить по-человечески.

- А где он сейчас? - спросил Гаранин.

- Сегодня вечером за пайком придет.

Все помолчали. Над головами раздались тяжелые шаги. Люк открылся, и в кубрик ворвалось облако морозного пара. По трапу шумно спустились несколько водолазов, а с ними Степанов.

- Легок на помине! - сказал Гаранин и похлопал Степанова по плечу.

Водолазы расселись.

- Угощайтесь, - сказал Калугин. И передал им свой кисет.

- Кирова вот вспоминаем, - повернулся к водолазам Лошкарев. - Помните, ребята, Володарский мост?

- Ну, как не помнить, - отозвался боцман. - Сергей Миронович сам лично руководил строительством. Водолаз Парамонков тогда предложил для моста подвезти по Неве чугунные фермы на деревянных эпроновских понтонах. Ферма на берегу строится, каждая весит три тысячи шестьсот тонн. Для нее надо специальные леса строить на воде, сваи заколачивать. А Нева тут широкая, и глубина большая. Очень дорогое сооружение получается. А тут никаких сооружений не надо. Наши плавучие понтоны прямо на воде ставь. Киров сразу заинтересовался. "Понтоны? Отличная идея, - говорит. - Мы на этом миллионы сэкономим!"

Очень понравился Кирову смекалистый Парамонков. Смотрит он на его руки, крепкие, узловатые, как крабы. "Ого, - говорит, - одна ладонь у вас шире моих двух ног!" А Парамонков отвечает: "Вот таких у нас на флот прежде подбирали. С тысяча девятьсот тринадцатого года под водой". И показал Кирову старую водолазную книжку. Пожал Сергей Миронович руку Парамонкову, снял фуражку и по старинному русскому обычаю низко ему поклонился. Вот какой был Мироныч! От рабочего класса на миллиметр не отрывался.

- Правильно, - поддержал капитан, помешивая щепочкой в кастрюле. Когда я в порту служил, пришлось раз иностранцев по Ленинграду водить, город показывать. Строили тогда кино "Гигант". Вдруг среди рабочих шепот: "Киров пришел! Киров!" А иностранцы его не знают, на шепот не обращают внимания. Работница одна неумело кладку делала. Вот Киров подошел к ней, взял керном раствор и по всем правилам обмазал кирпичи. Это иностранцам понравилось. "Кто это?" - спрашивают. Назвал. Загалдели разом: "Кирофф! О, о! Вери велл! Кирофф!" В день похорон Кирова работница, которой он кладку показывал, выступала. Она говорила о нем просто, как умела, и плакала.

Больше никто ничего не сказал. Мы все задумались. Завтра восемь лет со дня смерти Сергея Мироновича.

- Товарищи, - вдруг предложил Гаранин, - давайте отметим годовщину памяти Кирова. Я предлагаю поднять потопленный немцами речной трамвай, на котором Сергей Миронович на острова ходил. Судно лежит на грунте всего в пяти метрах от нас...

- Да, плавсредства нам очень нужны, - сказал капитан.

- Не нужны, - тихо заметил Лошкарев.

- Сейчас не нужны, - согласился капитан, - а весной понадобятся, для десантных операций.

- Может быть, и не понадобятся, - сказал Лошкарев. - Поднимем, и будет лежать на берегу, коробиться от ветра и дождя. А присмотреть некому, мы же на днях все разъедемся.

- Да разве дело только в судне, - огорчился Степанов.

- Нет, конечно...

Уже принявшие полную меру горестей, военных лишений, потерь, мы не знали, сколько еще времени протянется бесконечно тяжелая блокада. Но чем же иным, как не этим судном, могли водолазы отметить светлую память Кирова?

- Я готов! - по-военному отчеканил Гаранин и поднялся.