Константин Золотовский - Рыба-одеяло (рассказы)

Спасатели были где-то очень далеко от меня. Глухо стучали их свинцовые подметки. Ящики перестали падать, но любое неосторожное движение наверху могло вызвать новый обвал. И торопить водолазов - значило погубить себя. Я настороженно прислушивался к каждому толчку, к каждому шороху в трюме. Не знаю, долго ли я смог бы выдержать такое напряжение? Но что это? Я вдруг услышал с детства знакомую мне песню:

Степь да степь кругом.

Путь далек лежит

Уж не показалось ли мне? А песня лилась и лилась из чуткой мембраны телефонного кружка, прикрепленного в стенке шлема. И скоро я забыл о том, где нахожусь. Слушал, как сильный голос выводил:

Ты, товарищ мой, не попомни зла...

Смолкла песня о ямщике. Зазвучал "Варяг":

Наверх вы, товарищи, все по местам

Последний парад наступает..

Сколько огня, задора и широты в русских народных песнях! Они наполняли мое крошечное жизненное пространство в шлеме, сдавленное со всех сторон плотной толщей воды. И, когда грянула лихая "Камаринская", мне, честное слово, уже было наплевать на все обвалы! Недаром говорится: "С песней и умирать не страшно".

Через семь часов водолазы добрались до меня. Слышу, снимают последний ящик. Чувствую, наконец, руки и ноги стали шевелиться. Хотел подняться, но тут же повалился. Отвык от вертикального положения, одеревенел, долго пролежав под грузом.

Когда вышел на баркас, стояла глухая ночь. Вся команда тревожно смотрела на меня. А я улыбался и спрашивал: откуда на водолазном боту русские песни? Оказывается, ребята из-за меня ходили на "Морской охотник" за этими пластинками. Каждый из них знал, что такое быть прикованным под водой, в темноте, где теряется представление о времени и оно кажется бесконечным.

Они осторожно, ящик за ящиком, разбирали надо мной завал. Работали сверх всяких сил на двадцативосьмиметровой глубине. А вместе с ними трудился и Чердаков. Желание спасти товарища пересилило в нем страх перед утопленниками.

Кто-то из ребят, убирая с палубы патефон, поинтересовался: понравились ли пластинки?

Еще бы! Никогда в жизни не слушал я так жадно песни о Родине, о море, о любви и счастье, как в то время, когда лежал неподвижный в глубоком трюме затонувшего океанского корабля.

"ИВАН МАКАРЫЧ"

Мы шли по дну океанской бухты в легководолазном снаряжении, вдоль протянутого троса, вслед за нашим старшиной. Крупные камбалы с золотисто-оранжевыми каемками при нашем приближении, как хамелеоны, меняли окраску. Подводные хризантемы - белые актинии на толстых ножках - мгновенно закрывали свои пышные головки.

Вдруг мы услышали сигнал: "Стоп!" Это старшина ударил ключом по баллону с кислородом у себя на груди. Звук в воде разносится далеко. Мы остановились.

И тут нас покачнуло так, что еле-еле удержались на грунте. "Что такое? - думаем. - На дне ведь всегда спокойно". Удивленные, посмотрели вперед сквозь стекла масок. Что-то шло прямо на нас, темное и большое. Оно все время увеличивалось, как в кинофильме, когда на зрителей с нарастающим гулом летит-бежит паровоз; кажется, вот-вот раздавит! Двигалась не то туча, не то огромная гора, не то днище старого, обросшего зеленью корабля. И эта туча, гора или днище то опускалось, то поднималось и кидало нас, так и валило с ног!

Старшина дал новый сигнал по баллону. Мы выпустили из рук трос и повернули к берегу. Вышли на сушу, откинули маски, смотрим, а из бухты выставилась темно-коричневая гора и запускает высокие фонтаны, похожие на белую кудрявую березку, листья которой под ветром шелестят и рассыпаются. Торопливые струйки, падая, отсвечивают многоцветной радугой на солнце.

Вот эта-то гора и был кит "Иван Макарыч", с которым у нас завязалась потом самая трогательная дружба.

Мы первый раз в жизни увидели живого кита. Водолаз Никитушкин даже продекламировал стихи:

"Поперек него лежит

Чудо-юдо рыба кит..."

Зато бывший китобоец, механик нашего отряда Иван Макарович Онуфриев, сразу определил породу путешественника:

- Кит-горбач!

И, любуясь громадиной, добавил:

- Великолепный экземпляр!

Кит был метров шестнадцать в длину и почти столько же в поперечнике. Он тяжело дышал, будто лошадь после бега, забирая в легкие по нескольку тысяч литров воздуха. Его дыхало блестело, как черное кожаное пальто под дождем. И при каждом вздохе слышался мелодичный свист разных тембров. Это большая, с тарелку, раковина, приросшая под его дыхалом, рассекала воздух.

- Пришел наш поющий кит! - раздавалось на берегу. Все население рыбачьего поселка, видно, давно знало кита.

Местные рыбаки рассказали нам, что этот кит здесь родился. Бухта просторная, на несколько километров. Китиха кормила его молоком. Летом жарко. Еды целые поля на воде, пасись себе сколько хочешь. Пока не начали строить порт, тихо было. Только волны зашумят да медведь из лесу рявкнет. Когда детеныш нагулял жирок, мать увела его в океан. И в бухту он вернулся уже взрослым. А узнали его по раковине. Она еще с детства приросла к дыхалу. Теперь кит приходит с приятелем.

Наш вахтенный с "Медузы" первый заметил на горизонте два разной высоты фонтана. Минутами они исчезали в волнах, затем появлялись вновь. Когда большой фонтан входил в нашу бухту, маленький повернул в соседнюю.

- Аккуратные киты! - сказал пожилой рыбак. - Навещают бухту каждый год в тот же месяц, в тот же день, в тот же час, ту же минуту и ту же секунду. А через две недели ровно день в день, час в час, минута в минуту, секунда в секунду уходят в океан. Будто у них под плавниками часы имеются.

Великан пробежал вдоль бухты, туда и обратно, как раз над тем местом, где мы только что проходили. Водолазы смеялись:

- Проверяет, правильно ли у нас протянут трос под водой!

Веселый, круглый, как бомба, кит стал играть. Плюхнулся на воду, словно огромный дом рухнул. Сразу волны заходили и брызги полетели к солнцу.

Онуфриев сказал:

- Так вот киты-горбачи нарочно падают, чтобы оглушить косяк селедки себе на обед! Веселый зверь!

Кит опрокинулся вниз головой и помахал хвостом, похожим на крылья невиданных размеров бабочки. Плавник хвоста был надкусан.

- Гляди, как хвост-то отхватили, злодеи! - сказала старуха из толпы. Ох, и много же у него врагов кровожадных. Всякий норовит обидеть!

Кит проделал новый трюк. Почти весь выпрыгнул из воды. Поднялся столбиком над бухтой и захлопал нарядными грудными плавниками, будто зааплодировал нам. Брюхо и бока его усеяли причудливые раковины самых разнообразных размеров и расцветок, каких и на океанском дне не отыщешь.

- Красотища! - ахнули мальчишки. - Оторвать бы хоть одну!

- Не красота, а мученье, - сказал старый рыбак. - Этого груза на нем килограммов четыреста будет, даже ход тормозит. Сейчас он чесаться пойдет!