Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Сию челобитную подает он Государю, бывшему тогда на Адмиралтейских работах, и просит учинить ему справедливое удовлетворение в обиде. Монарх, не принимая просьбы, говорит ему: старик, ты знаешь, что есть на то учрежденные места, и должен ты подать свою челобитную в то из них, куда она по содержанию своему следует, а меня не беспокоить; ты должен ведать, что самому мне во всякое дело входить за множеством дел государственных не можно; но старец ответствует: ведаю, Государь, всё сие, и знаю указы твои, чтоб самому тебе не подавать челобитен; но дело, о котором я прошу, такого рода, что челобитной моей не примет никакое судебное место, ибо ответчик никому не подсуден.

Удивленный Государь спросил: «Да кто ж бы он был такой?» «Ты сам, надежда Государь, и на тебя-то престарелый и удрученный печалью старец бьёт челом». При сем старик залился слезами, напомнил ему о сыне своем, с каким обнадеживанием он его выпросил у него; что потеря сия ввергла его в смертную печаль, от которой отстал он от промыслов своих и совсем разорился.

Великий Государь принимает челобитную, прочитывает оную и не говоря ни слова, тот же час, описав обстоятельство дела, как оное происходило, без имен челобитчика и ответчика, посылает оную в Сенат с повелением, рассмотря решить по правоте, должен ли ответчик выкупить сына, и возвратишь все показываемые отцом его убытки, понесенные от печали, лишением сего сына его.

Сенат, получа таковое повеление, решил: «Что челобитчик лишился сына по тому одному, что положился на уверение ответчика сделать его счастливым, но который не только не сдержал обещания своего, но лиша отца сына, столько лет без вести пропадавшего, был причиною всего его несчастия; а потому ответчик и должен 1-е, сына его из полону выкупя, возвратить отцу, и 2-е все показанные сим отцом убытки возвратишь же».

Монарх на другой день прибыв в Сенат, спросил о сем деле, решено ли оно? Ответствовано, что решено, и решение сие подано его величеству. Государь, прочтя оное, объявил, что сей ответчик есть он сам; благодарил за справедливое и беспристрастное решение; и потом повелел, во чтоб то ни стало, выкупить сего сына. А как упорный король шведский не хотел и слышать о размене пленных: то должно было отдать за одного его нескольких пленных шведских офицеров. И так выкуплен был сей сын; и Великий Государь имел удовольствие, пожаловав его офицером гвардии, возвратить его отцу, заплатишь все понесенные и от него показанные убытки его, и сверх того щедро еще наградить его, с таким определением, чтоб сей сын в утешение родителя остался при нем до его смерти, а потом бы [159]вступил в службу.

Во время сего под нарву похода, великий государь, в новогородском уезде едучи близ одного дворянскаго дома, заехал в оный, и войдя в дом, нашел престарелого хозяина и при нем двух его сыновей. Обрадованный посещением государя старец, просит удостоить его откушать у него, но его величество, отговорясь от того поспешностью своей, выкушал у него рюмку водки, и выкушав, спросил у старика, записаны ль дети его в службу? «Нет, ваше величество, старость моя сему причиною, дабы отлучением их от себя не умереть мне прежде времени от печали». «Но ты знаешь, ответствует Монарх, что службу государственную должно предпочитать нуждам и прихотям своим, и ведаешь же ты и мои о том указы. По крайней мере, продолжает Государь, должен бы ты был хотя бы одного из них отдать в службу. И так снисходительный Государь повелел старшего из них записать и взять под Нарву, сказав отцу, что «в утешение старости твоей до самой смерти твоей оставляю при тебе младшего». Старик, хотя и с сожалением, принужденный расстаться с одним, благодарил Монарха за милость его оставлением при себе другого.

К несчастью сего старого дворянина, сын его был убит под Нарвою; и поскольку к другому проходу велено было поголовно всем дворянам быть на службе: вследствие того взят был у него и другой его сын. Старец в неизреченной будучи горести; дождавшись государя, ехавшаго под оный город, подает его величеству, и на него же самого челобитную в несдержании слова, по коему оставил он при нём до смерти другого сына его. Монарх, принимая от него бумагу, спрашивает: «На кого ты просишь?» «На тебя самого, Государь, и у тебя же прошу справедливости, ответствует огорченный старец».

Великий Государь прочитывает оную, припамятывает обещание свое, и говорит старику: «Просьба твоя справедлива; и слово мое должно быть сдержано; но он взят на службу по генеральной высылке всех дворян, а отнюдь не для того, чтоб не хотел я сдержать моего слова, оставлением при тебе сына твоего. И так, – заключил Государь, – оставляю его при тебе по первому слову моему»; – и тот же час дал повеление возвратить его отцу. Старый сей дворянин до смерти своей не переставал превозносить, с пролитием благодарных слез, правосудие и милость великого монарха. [160]

Великий Государь получил в Новгороде известие о совершенном поражении войск своих под Нарвою, в первую осаду города сего; и о том, что артиллерия и денежная казна достались неприятелю.

Хотя видели мы, с каким равнодушием принял Монарх сию печальную новость, но должно было однако же в самом скором времени иметь ему новую артиллерию; меди же, из коей вылить оную надлежало, не было, и достать из других государств так скоро ее было невозможно. Естественно сие должно было привести Монарха в крайнее недоумение; но в то самое время видит он расхаживающего взад и вперед против окошка своего, в размышлении одного худо одетого человека, и повелевает спросить его, чего он хочет. Тот отвечает, что он пришел помочь горю государеву. Монарх повелевает представить его к себе, и спрашивает, какое имеет он до него дело? Прикажите, всемилостивейший государь, прежде поднести мне рюмку вина, умираю с похмелья, а денег нет ни полушки. Из такой смелости заключает Монарх, что он нечто дельное представить ему хочет, и повелевает поднести ему добрую чарку. «Говори же!» – продолжает Государь. «Ваше величество думаете теперь о потере артиллерии, и где взять меди на вылитие новой, не правда ли?» Монарх ожидает продолжения такой речи, которая началом своим уже возбудила в нем любопытство. «Ну! говори же, далее!» – сказал монарх. Прикажите, ваше величество, подашь другую чарку вина, истинно не опохмелился одною. Сколь ни должна быть досадна таковая наглость, но содержание начатой речи было довольно важн, чтоб дослушать оную, и повелевает царь подать ему другую чарку. Теперь он доволен и продолжает опохмелившийся: меди, Государь, у тебя много, незачем так о ней и думать: сколько излишних и ненужных при церквах колоколов? Что мешает тебе взять целую половину оных и употребить на вылитие стольких пушек, сколько тебе угодно? Нужда Государственная важнее многих колоколов; и половины оных с лишком довольно для того предмета, для которого они сделаны, а после того, как Бог даст, одолеешь ты своего противника, из его же пушек наделать можно колоколов сколько хочешь: к тому же (заключил он) есть из них много разбитых и без употребления».