Тарас Бурмистров - Ироническая Хроника

ТБ Ознакомившись с этой реконструкцией, я испытал если не катарсис, то по крайней мере, сильное облегчение. Может быть, действительно, русская культура не погибла, может, она еще возродится? Последние триста лет нашей истории в самом деле замечательно укладываются в схему Гаспарова. Только под "культурой", последовательно распространяющейся в толщу русской цивилизации, он понимает, конечно, западные, европейские "науки и искусства". Исторически это справедливо и оправданно; но что сейчас мы можем заимствовать с Запада, который сам впал в самое жалкое и бессмысленное состояние?

МЛГ "Мне писала как-то киевская неизвестная поэтесса: все бы ничего, да вот не могу довести себя до апогея..." (Гиппиус - Ходасевичу, 1.10.1926).

ТБ Ничего, тогда не смогла, теперь доведут - в Киеве полным ходом идет "нацiональне вiдродження".

МЛГ В Москве перекрасили старый Арбат под внешность 1900 года. Реставрации не получилось: в новом московском контексте вместо старой улицы появилась очень новая улица со своей внешностью и своим бытом - весьма специфическим и весьма органичным, как это знает каждый москвич. В Москве этот Арбат останется выразительным образчиком советской культуры 1980-х. Потом заново выстроили храм Христа Спасителя - здание, которое лучшие художественные критики считали позором московской архитектуры. Получилась такая же картонная имитация, как новый старый Арбат, только вдесятеро дороже. Теперь призывают заново построить Сухареву башню. Я бы лучше предложил поставить на Сухаревской площади памятник Сухаревой башне насколько мне известно, памятников памятникам в мировой истории еще не было, так что это, помимо уважения к старине, может оказаться еще и любопытной зодческой задачей.

ТБ Храм Христа Спасителя настолько удачно вписался в новую лужковскую Москву, что его архитектуру ретроспективно оцениваешь как первый проблеск современной глянцевой культуры. Теперь в Москве взялись за реконструкцию храма Василия Блаженного, причем, как выразился директор Исторического музея, у которого это сооружение стоит на балансе, "состояние памятника в последние годы вызывает беспокойство - не столько с точки зрения прочности его фундамента, сколько внешнего облика, который давно потерял отличающее его многокрасочье". "Многокрасочье" восстановят, нет сомнения; неплохо бы также заодно найти этому бесцельному строению применение и разместить в нем, скажем, "Макдональдс".

МЛГ Аннотация для библиотечной карточки к книге "Избранное", 1978. "Валентин Сорокин - поэт русской души. Он пишет о горчавой полыни, о том, как хруптят пырей хамовитые козы. Он любит: "И заекают залетки, зазудятся кулаки, закалякают подметки, заискрятся каблуки!" Он просит за себя: "Не стегайте меня ярлыком шовиниста - кто мешает нам жить, тот и есть шовинист!"". Вообще говоря, аннотаторам полагалось такие книги отбраковывать и писать скучные мотивировки их непригодности для районных, городских и областных библиотек. Но я предпочитал писать честную аннотацию, чтобы начальство посмеялось и отбраковало книгу само.

ТБ Эх, как жаль, что Гаспаров не издал свои "честные аннотации" отдельным сборником! Такие проекты очень любил Борхес; я думаю, у Гаспарова получилось бы не хуже.

МЛГ Список опечаток в "Русском стихосложении" Б. Томашевского 1923: "Стр. 18, 48, 55, 62, 63, 64, 87, 88 напеч. Бог, следует: бог. Стр. 53, 88 напеч. Господь, следует: господь" итд. Ср. примеч. к "Мистериям" Байрона 1933 г.: "Господь и пр. пишутся с большой буквы только как выступающие и невыступающие персонажи; отступления просим считать опечатками"

ТБ "Когда человек умирает, / изменяются его портреты", писала Ахматова. Когда "Бог умер", изменилось только написание его имени.

МЛГ С. Кржижановский об одесском лете: на спуске к пляжу тропинка огибала цветочную грядку, все срезали угол и топтали цветы, никакая колючая проволока не помогала. Тогда написали красным по желтому: "Разве это дорога?" - и помогло.

ТБ В лучшем эпизоде Маркесова "Ста лет одиночества" жители Макондо заболевают бессонницей, приводящей к провалам в памяти, все большим и большим. Когда герои романа начинают забывать названия самых обычных бытовых предметов, они принимаются надписывать их: "стол", "стул", "дверь", "часы". По мере того, как забывчивость их увеличивалась, надписи все усложнялись: "Это корова, ее нужно доить каждое утро, чтобы получить молоко, а молоко надо кипятить, чтобы смешать с кофе и получить кофе с молоком". У входа в город повесили плакат "Макондо"; другой, побольше, установленный на центральной улице, гласил: "Бог есть".

Вообще говоря, это особенность литературных наций - такое трогательное доверие к тексту и его действенности. В старых английских домах вешали на стенах вместо картин изящно выполненные списки популярных стихотворений; о китайской и японской каллиграфии я уж и не упоминаю. В Китае горную вершину - и ту не могут оставить немой, обязательно выбьют на ней огромную надпись, что-то вроде: "Пики гор вздымаются до небес". Вешали там раньше (почти по Маркесу) и объявления над городами: "Во время моления о дожде запрещается резать скот. Небо заботится о жизни".

МЛГ О. Седакова сказала: "Умберто Эко в докладе очень пространно и патетично рассуждал, что никакой подлинности на свете нет и быть не может. Но когда пошли обедать, он так вдумчиво вникал в меню, что я подумала: нет, кое-что подлинное для него есть".

ТБ Когда синьор Эко приезжал к нам в Петербург, он очень долго рассуждал о том, что никакой литературы нет и быть не может. Он даже рассказал на эту тему анекдот из своей жизни: обращается к нему некий молодой человек с просьбой подсказать "как лучше писать", на что маститый итальянский нигилист отвечает: "Может, не надо писать, может, лучше по телефону?" Учитывая его фантастическую литературную плодовитость в последние десятилетия (два или три романа с 1980 года), сам он с успехом следует этой своей рекомендации.

МЛГ Среди эсперантистских споров один американец сказал: "Ведь уже есть прекрасный международный язык - молчание!" "Сойдутся, бывало, Салтыков-Щедрин и Пров Садовский, помолчат час другой и разойдутся. Потом Салтыков и говорит: преинтересный это человек, Пров Михайлыч!"

ТБ Зиму 1842-1843 года Гоголь провел в Риме, поселившись там на Via Felice вместе с поэтом Языковым. Ф. В. Чижов, живший в том же доме, рассказывал, что почти все вечера они проводили вместе, с присоединявшимся к ним еще художником Ивановым, но общение у них было довольно странное. "Языков, больной, молча, повесив голову и опустив ее почти на грудь, сидел в своих креслах; Иванов дремал, подперши голову руками; Гоголь лежал на одном диване, я полулежал на другом. Молчание продолжалось едва ли не с час времени. После, когда уже нам казалось, что время расходиться, Гоголь всегда говаривал: "Что, господа, не пора ли нам окончить нашу шумную беседу?"".