Тарас Бурмистров - Ироническая Хроника

В поверженном Афганистане, который до своего падения старательно отгораживался талибами от мировой унификации, можно было между прочим встретить и такие прелестные изобретения, как "министерство поощрения добродетелей и искоренения пороков". Попробовала бы западная цивилизация исторгнуть из себя хотя бы одно это название, не говоря уже о самом явлении! Из нашего сознания давно уже вытравлена всякая художественная образность, столь свойственная молодым культурам. Скажем, когда Гомер описывает, как на ладони у Одиссея тают кусочки воска, он не забывает упомянуть о том, что причиной этому - могучий бог Гелиос, благосклонно посылающий свои лучи на землю. Еще в большей степени эта художественность и символичность была свойственна средневековому мышлению, которое вообще больше оперировало красочными образами, чем отвлеченными концепциями. Поэтому те политики, которые утверждают сейчас, что талибы насаждали в Афганистане "средневековое мракобесие", даже не представляют себе, насколько глубокую мысль они при этом высказывают. Когда афганское правительство запрещало мужчинам в стране ходить без бороды, причем непременно такой, чтобы ее длина была "не короче, чем у пророка Магомета", а нарушителей отправляло в специальную тюрьму и держало там до тех времен, пока борода не отрастала до нужной длины - это только на первый и поверхностный взгляд кажется бессмысленным насилием над правами человека. То есть, конечно, это было насилием, но и обритие бород Петром I также не было добровольным, а еще неизвестно, удались ли бы без него знаменитые реформы. Я думаю, что не удались бы - символика в нашем сознании играет гораздо большую роль, чем само это сознание может себе представить.

Благодарение Аллаху, в Азии, особенно исламской, к опасности введения всеобщего "единомыслия" подходят совсем не так легкомысленно, как в России и Европе. Как обиженно писала на днях "Дагестанская правда": "Всевышний создал нас разными народами и расами не для того, чтобы мы были унифицированы". Впрочем, в таких колоритных сообществах, как исламские, до тотальной унификации, похоже, еще довольно далеко. Из того же Дагестана недавно прозвучало последнее слово обвиняемого Салмана Радуева, которое оказалось не только самобытным, но и ярким явлением культуры. Особенное впечатление производила концовка речи известного чеченского террориста, изложенная им в стихах:

Всевышний вынесет свой приговор,

Его ж ничто не переменит,

Он руки мудрости своей простер

И беспристрастно все оценит.

Он знает, и ему лишь можно знать,

Как пламенно люблю я свой народ,

Как безответно все, что мог отдать,

Ему на жертву приносил я.

Здесь, помимо традиционной восточной цветистости, слышны и другие очевидные влияния, например, поэзия Лермонтова:

Судьбе, как турок иль татарин

За все я ровно благодарен;

У Бога счастья не прошу

И молча зло переношу.

Быть может, небеса Востока

Меня с ученьем их пророка

Невольно сблизили.

Что же касается таких выражений, как "пламенная любовь" и "безответная жертва", то они прямо взяты из лермонтовского словаря. Видимо, Лермонтов, командовавший в Чечне кавалерийским отрядом в 1840 году, оставил там заметный культурный след, воздействие которого сохранилось и до настоящего времени. Иногда кажется, что и в своем военном стиле Радуев подражал своему знаменитому собрату по перу. Полевой командир Лермонтов почти никому не подчинялся, носился со своим отрядом, как вихрь, по всей Чечне (как свидетельствует современник, "его команда, как блуждающая комета, бродила всюду, появляясь там, где ей вздумается"). Лермонтов спал на голой земле, ел вместе с солдатами из общего котла и был всегда "первый на коне и последний на отдыхе". Он сам писал, что еще в первую свою ссылку изъездил Чечню вдоль и поперек, "от Кизляра до Тамани". Когда сейчас читаешь о военных экспедициях Лермонтова, просто диву даешься, как из поколения в поколение дублируется русская история, которая как будто не может выйти из одного и того же заколдованного круга. В сегодняшних реляциях из Чечни звучат ровно те же названия, что и во времена Лермонтова: Грозный, Урус-Мартан, Шали, Аргун (не было тогда разве что Толстой-Юрта). В каком-то смысле это даже хорошо: в любой культуре самое главное - это преемственность, а неизменность декораций обеспечивает ее почти автоматически.

Но мы отвлеклись от Афганистана и его великой схватки с Америкой. Вашингтону в последнее время почти удалось убедить мир в том, что удар по нему был нанесен именно из Кабула, за что последний и понес заслуженное наказание. На самом деле не очень понятно, почему Америка так сильно воспротивилась попытке, к тому же безуспешной, посягнуть на ее роль мирового лидера. Американцы всегда настаивали на своей бесконечной верности демократии, и всю жизнь своей нации строили на этом принципе (последний раз я помянул его недобрым словом сегодня утром, когда Word попытался превратить набираемого мною князя Лобанова-Ростовского в какого-то мещанина "Лобанова ростовского"). В основе же последней атаки на США лежит в действительности глубоко демократическая идея. Суть демократии - отнюдь не в выборности власти и не в разделении ее ветвей, нет, главное ее достижение - это ограничение пребывания у власти только двумя сроками подряд. Не приходится сомневаться, что, введи Гитлер или Сталин институт президентства самого американского образца, и они с легкостью получили бы свои 99%, а то и больше, голосов. Но вот уже запрет избираться в третий раз ограничил бы их пребывание у власти восемью годами, а за такой срок им вряд ли бы удалось наворотить столько дел, сколько они наворотили. Америка же бессменно остается сверхдержавой уже более полувека, что явно противоречит всем демократическим нормам и принципам. Другое дело, что смена мирового лидера могла бы производиться и менее кровавым образом, но что же делать, если США никак не хотят уступить эту роль другим народам добровольно?

30 Декабря 2001 года Франсиско де Миранда

В прошлом выпуске я писал о совместных действиях в Афганистане целых трех сверхдержав, бывших и настоящих, которые, совсем как во Вторую мировую войну, объединились для того, чтобы разгромить общего врага. Пользуясь этим случаем, Россия сейчас наслаждается давно невиданным сближением с Америкой, а заодно и со всем подвластным ей миром. Премьер-министр Касьянов, пожиная плоды этого сближения, недавно совершил целое турне по странам Северной и Южной Америки. Его везде встречали тепло, но особенно радушно - в Каракасе, столице Венесуэлы. В ходе этой встречи, после подписания всех договоров, выступил местный президент Уго Чавес, который сообщил несколько поразительных подробностей из истории русско-венесуэльских отношений. Помнится, еще Даниил Андреев в "Розе Мира" рассматривал возможность российско-индонезийского культурного синтеза, но президент Венесуэлы в своем полете фантазии далеко превзошел русского мистика. В начале своей речи он напомнил о том, что еще 215 лет назад в Санкт-Петербург прибыл один из первых латиноамериканских революционеров и основатель Венесуэлы Франсиско Миранда. Во время встречи с Екатериной II его осенило откровение, и он придумал цвета национального флага - желтый, синий и красный. Желтый цвет символизировал золотистые волосы императрицы, синий - ее небесные глаза и красный - сочные губы. Совершив этот исторический экскурс, президент Чавес, пожелавший, видимо, сделать особо выдающийся комплимент нашему правительству, сравнил Владимира Путина с Екатериной Великой, а премьера Касьянова - с ближайшим ее сподвижником, князем Потемкиным. Видимо, до Латинской Америки дошли все-таки не все подробности русской истории, если президент Венесуэлы позволяет себе делать такие скользкие и сомнительные сопоставления.