Джон Фаулз - Дэниел Мартин

– Единственное, в чем этот отвратительный тип – Фенуик – оказался, на мой взгляд, прав, так это в рассуждениях о биологических основах свободы. Что человек не может развиваться, не имея хотя бы малой возможности избирать свой собственный путь.

Теперь она вытянула руку вдоль спинки дивана, не отрывая взгляда от огня, словно завороженная, словно надеялась найти в нем прибежище.

– Месяца два назад я слушала лекцию одного марксиста по экономике. О производственных затратах в пищевой промышленности Великобритании. Чудовищная часть расходов приходится на рекламу и упаковку. В Америке с этим, очевидно, еще хуже.

– С этим никто и спорить не станет. Это и есть плохая свобода.

– Так никто же и не спорит, Дэн! Кроме крайне левых. Вот в чем ужас-то.

– Может, тебе выставить свою кандидатуру в парламент? Она улыбнулась:

– Пассионария от плиты и мойки?

– Я серьезно. Хотя бы в местные органы власти.

– Я подумывала об этом. Как школьница мечтает выиграть турнир в Уимблдоне или стать партнершей Нуреева, – с улыбкой сказала она.

– Вот видишь, ты можешь заглядывать в будущее. Это уже залог победы.

– Могла.

– Это снова придет.

И опять она молчала, подбирая слова.

– Прежде всего мне нужна победа над самой собой. Когда мне сказали, что Энтони недолго осталось, я испытала чувство освобождения. Собиралась столько всего сделать. А сейчас… словно все умерло вместе с ним. Не хватает энергии, вроде ее и вовсе не осталось. Речь не о физических силах. Меня сжигает бессильный, бесполезный гнев и сознание, что я даю ему вот так бесполезно тлеть. Ничего не предпринимая. Просто живу, ничего в своей жизни не изменив.

– Просто у тебя времени не было.

– Но это чувство исчезло. Чувство освобождения. – Теперь она сложила руки на груди, забилась в дальний угол дивана и разглядывала собственные ноги в тонких чулках. – Весьма симптоматично, что я испытываю потребность раздать все свои деньги. На самом деле избавиться от них невозможно, поскольку – по всем моральным нормам – я должна беречь и приумножать их ради своих детей.

– Симптоматично – в каком смысле?

– В смысле отвращения к самой себе. Желания, чтобы их забрали из моих рук, вместе с ответственностью. – Она поморщилась. – Прекрасно понимаю, что все это угрожающе напоминает то состояние, из-за которого я ударилась в религию.

Искушение вернуться к вопросу о ее обращении было велико, но я понимал или только догадывался, что о прошлом говорить сейчас не следует.

– Может быть, тебе не от денег надо избавиться, а от избытка идеализма?

Сочувствие мое было совершенно очевидным, но Джейн всем своим видом показывала, что я не до конца понимаю всю сложность и затруднительность ее положения.

– Я словно проспала двадцать пять лет и только теперь, проснувшись, с запозданием начинаю понимать, что я такое на самом деле.

– Нам всем приходится сталкиваться с этим.

Она подняла голову, и теперь, над кофейными чашками, на меня смотрели такие же пытливые, как прежде, темно-карие глаза.

– Но у тебя такая интересная работа, Дэн. У нас это все совершенно иначе. У женщин моего типа. И моего возраста.

– Но у тебя теперь гораздо больше возможностей. Свободный выбор. А я связан по рукам и ногам тем, что научился хорошо делать. К чему привык.

Она улыбнулась, оценив доброжелательность, а вовсе не убедительность этого довода; пожала плечами.

– Я думаю, что самым разумным поступком с моей стороны было бы стать активным членом лейбористской партии. Наш оксфордский парламентарий совершенно пустое место. – Она помолчала. Потом снова подняла на меня глаза: – Ты не жалеешь, что получил гуманитарное образование?

– И стал трутнем в общественном улье?

– Человеком, беспомощным перед всеми этими специалистами по экономике и прочим проблемам. Вечным дилетантом.

– Как-то в Америке я за два дня выучил все, что касалось законодательства о корпорациях. Во всяком случае, достаточно, чтобы водить зрителей за нос.

Джейн усмехнулась:

– И не стыдно тебе жульничать?

– Это вовсе не жульничество. Публика любит, чтобы детали были верны. Но дело не столько в этом. Важно, чтобы твой герой был достоверен как личность. Уверен, это важно и в политике. Некоторые ошибки в деталях иногда могут даже усилить достоверность. Посмотри на Хита и Вильсона 296. Или – на Джонсона и Никсона 297. Все они слишком уж беспокоились о верности деталей, чтобы люди поверили в их собственную достоверность. Если нам чего и не хватает, так это честных простаков.

– Вряд ли я отношусь к этой категории.

– Ну не скажи.

Ее глаза встретились с моими: ясно было – она не готова принять мое возражение с той же легкостью, с какой оно было высказано. Но вот она спустила ноги на пол и поднялась:

– Пойду-ка я посмотрю, погасил ли Пол свет.

Она наклонилась, надела туфли и ушла наверх. Это было странно – она вдруг ускользнула, как ускользала и во время разговора; что-то в ней все время нужно было выявлять, открывать заново, но до конца она так и не открывалась, несмотря на кажущуюся откровенность; она все время менялась: менялся ее возраст – от настоящего, теперешнего, до гораздо более молодого… менялся тон – за ироническим самоотречением женщины «за сорок» слышался голос революционно настроенной студентки… Даже тело менялось – несколько формальная элегантность движений сменялась домашней простотой и непритязательностью; казалось, что в нелегкой борьбе вдова профессора, мать троих детей уступает призраку своего значительно более юного «я». Минут пять она отсутствовала; я встал – подбросить в камин еще несколько поленьев – и остался стоять перед огнем, вглядываясь в лицо епископа, взиравшего на меня с привычным неодобрением. Видимо, он углядел в моей душе надежду на некую возможность, вторгшуюся туда после ее спокойного сообщения о разрыве и породившую конфликт между инстинктивным порывом и здравым смыслом; или, точнее говоря, между инстинктивно возникшей идеей, ибо она явно родилась где-то в подсознании, и невозможностью найти способ облечь эту идею в слова. Джейн вернулась прежде, чем конфликт разрешился. Она тщетно пыталась скрыть усмешку, игравшую у нее на губах.

– Ты действительно одержал победу. Мне только что был задан вопрос, почему это мы не можем жить в таком вот доме.

– Может, в этом и заключается ответ? Возделывай свой сад 298?

Она снова уселась на диван с ногами. Да, хорошо, она выпьет немного виски. Настроение ее снова изменилось – она стала более жесткой, решительно преодолевая душевную тревогу. Я прошел в другой конец комнаты, к шкафчику с напитками. Джейн заговорила, не дожидаясь, пока я вернусь.

– Завидую тебе. Твоему контакту с природой, всему вокруг.