Джон Фаулз - Дэниел Мартин

Потом мы встали, он обвил меня руками, а я обняла его за шею, и мы немножко потанцевали. Не по-настоящему. Просто покачивались, обнявшись, чувствуя друг друга. Нагие – плоть к плоти. Потом мы снова упали на кушетку, и я дала себе волю, играла страсть, чтобы доставить ему удовольствие. И думала, как здорово он себя ведет, скольких девчонок он, должно быть, знал, и до сих пор это доставляет ему такое наслаждение. И без всякой любви. Только тело. Зная, что вчерашний день не имеет значения и завтрашний не имеет значения. Важно только, что все не важно…

Мы покурили, еще послушали музыку, поболтали немного. Потом он снова вошел в меня, и мы лежали так часами, мне казалось – прошли часы, не думаю, что из-за марихуаны. Это у него лучше получается, чем играть в кино. Потом мы вместе постояли под душем и легли спать. Заснула я сразу; проснулись мы после десяти.

Я не закончила (если ты еще читаешь).

Мы были еще в постели. Стив спал. Сквозь планки жалюзей мне виден был солнечный свет; с улицы доносился шум машин, и я думала – тело мое удовлетворено сексом, а ум – унижением и чем-то еще, относящимся к Америке. Что-то во мне оставалось чуждым Америке, а теперь этого больше не было. Американская плоть вошла в мою, и это было то, что мне нужно. А еще я думала о тебе, Дэн. Как надо будет тебе рассказать об этом, добиться, чтобы ты понял, что отчасти сам виноват.

Ну, всё равно. Вдруг я услышала, как в квартире закрылась дверь. Кошмар. Я подняла голову от плеча Стива и взглянула на дверь спальни. Она была приоткрыта. Потом – в лицо Стиву. Он не спал, но глаза были закрыты, и он улыбался. Погладил меня по спине.

(Мне вряд ли удастся правильно передать его манеру выражаться. Но ты как-то сказал, что это для него великая честь, если его язык будет передан неправильно.)

– Расслабься. Все нормально.

– Уборщица?

– Точно, – ухмыльнулся он. Я говорю:

– Дверь открыта.

Из-за двери послышался голос:

– Стив?

Я чуть из собственной шкуры не выскочила. Но он действовал очень быстро. Крепко прижал меня одной рукой к себе, а другой нащупал простыню, которую мы отбросили ночью подальше, и накинул на нас обоих.

– Я тут, Кэтти.

Все произошло слишком быстро. Она уже стояла в дверях. Стив произнес:

– Мы наконец добились своего.

Она, конечно, уже знала, видела платье и колготки и все остальные вещички на стуле в той комнате. Я переводила взгляд со Стива на Кейт и снова на Стива. Он все улыбался. Повернулся и чмокнул меня в щеку.

– Расслабься. Она не против.

Мне хотелось сказать: но я – против, благодарю покорно. Хотелось спрятать лицо под простыней. Но она уже шла по комнате, в коротенькой синей майке и белых шортах. На губах – понимающая ухмылка. Встала на колени на кровать, перегнулась через меня, чмокнула Стива в щеку, потом меня – в макушку: голову я наклонила очень низко. Он все еще прижимал меня к себе. Я не могла бы высвободиться без борьбы, а устроить сцену… неловко было бы обоим. Тут она уселась на кровать с той стороны, сбоку от Стива.

– Счастливы оба? Стив говорит:

– Потрясно. Просто потрясно.

– Я знала, что так и будет.

– Она прекрасна.

Он снова чмокнул меня в висок, а я выдавила из себя отчаянную улыбку.

– И смущена, Кейт, – сказала я.

– Но ведь это хорошо, когда все получается. И нечего стыдиться.

А Стив говорит:

– Теперь ты в Калифорнии, детка. – Поднял свободную руку и указательным пальцем коснулся соска Кейт под синенькой майкой. – Эй, осторожней, девчонок насилуют, когда они так одеваются.

– В этом-то и смысл. Она встала с кровати.

– Мы же собирались в теннис играть. Вот я и пришла. Забыл?

– Ох, Боже милостивый.

– Ну ладно. Кофе кто-нибудь будет?

– Я тебе помогу. Приду через минутку, – сказала я. Но она подняла руки, останавливая меня:

– Вместе придете. Не порть впечатления.

Она ушла готовить кофе. Стив ослабил хватку. Я села.

– Она что, всегда так приходит?

– Она малость со сдвигом девочка. Понимаешь? Я ей вроде сестренки.

– Ты хочешь сказать – вроде братишки?

– Это точно. Я ж говорю – она со сдвигом.

Я говорю, мне надо в ванную. Он, меня не остановил, за дверью висел махровый халат, я его надела. Но на Стива я не смотрела, думаю, он должен был понять. Сказал:

– Дженни? Она вовсе не хотела поставить тебя в дурацкое положение. Ты ей правда нравишься.

– Я, а не ты?

– Да брось ты!

– Мне просто интересно.

Тогда он вылез из кровати и подошел ко мне. Оперся ладонями о дверь за моей спиной, так что, хочешь – не хочешь, пришлось на него взглянуть. Наклонился ко мне, поцеловал и заговорил, глядя на мои босые ступни:

– Слушай. Ты очень красивая, очень хорошая. Ты просто прекрасна, я не хотел бы, чтоб ты была другой. Только…

Он опять принялся кивать, знаешь этот его номер, когда он хочет сказать, мол, это так серьезно, что словами не выразить. Я говорю:

– Что, не считать больше, что секс – глубоко личное дело?

– Уступи малость. Попробуй понять, какие мы. (Поднял голову, изображает режиссера.) Помнишь первые сцены, которые мы играли? Ты же знала, что я перепуган до смерти. Точно? И мы играли, будто мы и не мы вовсе. А все могло быть гораздо проще. Как вчера. Просто раньше мы все время торопились. Не пытались узнать, какие мы на самом деле.

Наверное, он заметил в моих глазах сомнение. Щелкнул меня по носу.

– Вроде она моя любимая сестренка. И все. Мы ведь тут другие. Мы не ревнуем. О'кей?

Он распахнул халат и положил ладони мне на грудь, и опять поцеловал меня. Думаю, он готов был начать все сначала, но я не позволила.

Когда я вышла из уборной, они оба сидели на кухне. Стив успел натянуть старые джинсы. Мы позавтракали, я наконец успокоилась, хотя чувствовала себя выбитой из колеи; не могла соперничать с ними в естественности, избавиться от чувства, что секс – это то, что следует прятать от чужих глаз. А еще я чувствовала – глупо стыдиться, что тебя «застали». Ведь вчера, когда дело дошло до дела, я ничего не стыдилась. А Кейт… абсолютное спокойствие, никакого смущения… держится точно так, как тогда, в своем дворце в Бель-Эре. Ну да, конечно, во всем этом есть что-то нездоровое, если судить по нашим английским меркам. Но зато тут отвергается и что-то другое, тоже нездоровое. И после того первого обмена репликами, когда она вошла в спальню, то, что у нас «все получилось», больше не обсуждалось. Просто – трое друзей, отличный завтрак. Хотя, судя по тому, как Кейт управлялась у него на кухне, она знала ее вдоль и поперек.

Стив по-прежнему хотел поиграть в теннис, но зарезервированное в клубе время они уже пропустили, а у меня не было соответствующей одежды. Так что он отвез меня в «Хижину», и я переоделась. Он ждал в машине. Милдред и Эйб отсутствовали, думаю, они куда-то уехали, так что тебе пока еще не так уж публично наставили рога. Мы отправились к Кейт, она уже позвонила нескольким друзьям, в конце концов нас собралось человек девять-десять. Ее родителей опять не было, на этот раз они уехали в Палм-Спрингс. Кто-то из друзей играл в теннис на их домашнем корте, мы поплавали, позагорали. Кейт – лучше всех присутствовавших женщин (это я про теннис), а Стив далеко обгоняет всех мужчин. Думаю, он еще и хотел показать товар лицом. Это совсем новая для меня черта. Оказалось, в школе, в последнем классе, он так здорово играл, что чуть не пошел в профессиональный теннис. Очень серьезен на корте и. точно как Джимми Коннорс в Уимблдоне, после неудачного удара старается себя как-то подстимулировать бормотанием и шлепаньем ладонями по ляжкам. Вот уж что совершенно не по-английски: никто над этим не смеялся. Мне понравились эти ребята, все – нашего возраста, одна или две семейные пары, одна из женщин даже с ребенком, самые разные люди. Шуточки, смех, розыгрыши, когда не на корте. Намеки на какие-то давние, мне непонятные, вещи.