Джон Фаулз - Дэниел Мартин

Стив говорит:

– Точно. А Кейт:

– Только если ты тоже так чувствуешь.

И сжала мою ладонь, вроде чтобы придать мне смелости, и отпустила руку. Я понимаю, скорее всего это был просто ловкий ход. Думаю, если бы они еще приводили доводы, продолжали уговоры… но они молчали. И ведь у меня было столько возможностей раньше подвести черту. Кейт снова легла; я чувствовала – они ждут у меня под боком; и несмотря на все, что она сказала, у меня оставалось подозрение, что они сговорились, но ведь и я помогла им этот заговор осуществить. Такое удовольствие получала, сплетничая с Кейт, не встала с кровати, когда явился Стив… Какая-то часть моего «я» стремилась уйти, Дэн, но другая… может, текила виновата, но эта другая «я» понимала, что хочет подождать и посмотреть, что будет. Я чувствовала, что изменилась, что та, какой я была день назад, уже не я, или – что ей больше не обязательно быть мной.

Не знаю, Дэн. Только я отпустила его руку. Он опять был очень нежен, осторожно развязал пояс халата, на мне под халатом ничего больше не было – купальник ведь был мокрый. В тот миг все и вправду происходило не со мной. Несколько секунд спустя я почувствовала, что Кейт соскользнула с кровати и вышла из комнаты. Но почти тотчас вернулась. Сбросила халат, закурила. Было уже темно, почти ничего не разглядеть. Она встала на кровати на колени и помогла Стиву выпутаться из его махровой простыни, потом мне – из халата. Мы лежали, курили… минуты две-три. Зелье – самое лучшее, разумеется.

Больше никто ничего не говорил. Я пыталась почувствовать себя шокированной, почувствовать, что совершаю ужасный шаг, погружаюсь в бездну греха. Но, Боже мой, разве это похоже на оргию, даже если Кейт – извращенная маленькая сучонка, не раз уже игравшая в такие игры? И если это доставляет удовольствие и никому не причиняет вреда… ну да, вопросы напрашиваются сами собой. Но почему-то ее участие делало все это менее… ты понимаешь. Если бы она не участвовала. Просто наблюдала или еще что. А тут и правда было что-то вроде духовного единения. Вовсе не сексуального: я слишком нервничала, не знала, куда это все заведет… фактически это было что-то вроде мастурбации. Петтинг. Дурные подростковые забавы. В конце концов все свелось к банальностям, ничего интересного. Правда, какие-то эротические ощущения под конец возникли. Но все это было как-то не по-взрослому.

Когда все закончилось и он вот-вот должен был нарушить молчание, чего я вовсе не хотела, не хотела слышать его отрывистые идиотские реплики вроде «здорово» и «потрясно» и какие мы обе «потрясные цыпочки», случилось что-то странное. Я знала, что Кейт, как и я, не хочет никаких разговоров. Может, это и ему передалось. Во всяком случае, он сел, поцеловал нас обеих и ушел туда, где бросил свою одежду. Некоторое время мы молчали, и я думала, ну а теперь-то что, что же это я наделала. И тут, в полной тьме, Кейт придвинулась ко мне; это было так удивительно, будто совсем маленькая девочка, которая хочет, чтобы ее обняли и прижали к себе; она заставила меня лечь на спину, положила мою правую руку себе на плечи, и прижалась ко мне, и поцеловала меня в плечо – легким и нежным поцелуем. А я думаю: Господи, этого еще не хватало. Готова была отскочить куда подальше, чуть не на целую милю. Но она протянула руку и взяла мою – ту, что была свободна, и прижала ее к моему животу, вроде чтобы дать понять – это вовсе не то, о чем я подумала… о чем сейчас наверняка думаешь ты. Она и вправду положила свою ногу на мою, просто чтобы быть как можно ближе, и – не знаю, не могу объяснить, каким образом, только я знала – она просто хочет прижаться ко мне. И мне стало приятно чувствовать рядом ее нагое, такое теплое тело. Оно казалось бесполым, словно тело ребенка. А кожа – такая нежная, мягкая по сравнению с мужской. Забавно и странно было узнать, каково это – быть тобой (мужчиной). Ощущать рядом женское тело. И это было как будто демонстрацией чего-то. Как будто Стив был просто катализатором. Речь шла вовсе не о сексе. О чем-то, существующем у американцев в душе. Не знаю, как сказать. Столько механических, лишенных души игрушек для забавы, и бедный, жалкий словарь, чтобы все это выразить. Только тело другого существа, женское тело, которому можно все объяснить. Свое одиночество. Когда имеешь все, а в глубине души хранишь сомнения, неуверенность в себе. В случае с Кейт – неумение даже освободиться от своего дома, семьи, денег. Я хочу сказать – тут была какая-то загадка, тайна, Дэн. И это было что-то совсем невинное, чистое, ты не можешь себе представить. На какой-то миг я почувствовала, что она мне много ближе, чем когда-либо были мои сестры. И ощущение гораздо более трогательное и волнующее, чем все, что было со Стивом.

Она не произносила ни слова. Я тоже.

В конце концов вернулся Стив, полностью одетый.

Сквозь дверь из гостиной падал слабый свет, и он, разумеется, разглядел, как мы лежим.

– Ах вот оно как.

Идиллия была нарушена.

В чем у нее действительно виден «сдвиг», так это в быстрой смене настроений: она выскальзывает из одного в другое, вроде предыдущее было просто игрой, актерством. Вдруг, без перехода, ласковый одинокий ребенок исчез, она стала совершенно иной. Потребовала, чтобы Стив убирался вон. Мы приняли душ, оделись; она говорила без умолку, точно так, как это было до его появления в спальне; долго распространялась о том, как наши (женские) чувства и настроения меняются в зависимости от цвета одежды. Будто ничего вообще не произошло, все, что случилось, всего лишь сон. Не могу передать, как все это было странно. Думаю, она немножко свихнутая. Два совершенно разных человека. Я хочу сказать, что даже Стив, – Кейт потом пожарила для всех троих гамбургеры внизу, в дворцовой кухне, – так вот, даже Стив признавал, что что-то произошло между нами, судя по тому, как он на нас поглядывал (впрочем, и он ничего не сказал, все они какие-то совершенно замкнутые в себе).

А я вдруг, в этой кухне, почувствовала себя такой далекой от них обоих. И в то же время – близкой. Не могу объяснить. И – свободной. Мне все это стало даже казаться забавным. Стив, шаривший в холодильнике в поисках какого-то особого пива (для себя); Кейт, рассуждавшая об искусстве готовить гамбургеры (для меня): мы – две обыкновенные молодые женщины, беседующие на кухне. Уверена, происшедшее не имело для них особого значения. Кажется, и я начала относиться к этому легко. Наверняка три юных существа могут сотворить кое-что и похуже, чем просто лежать во тьме и играть с обнаженными телами друг друга. Возможно, в следующий раз там окажется другой мужчина… множество других мужчин и женщин. Я не знала, я вдруг обрадовалась, что участвовала в этом и что скоро возвращаюсь домой, в Англию. Даже если там теперь не будет тебя, чтобы меня встретить.