Джон Фаулз - Дэниел Мартин

Дэн достал сигареты. Джейн взяла одну, и они закурили. Оба не отводили глаз от реки. Слезы успели совсем высохнуть, что и было доказано, когда Джейн нарушила молчание:

– Я еще потому плакала, Дэн, что вдруг поняла – я опять радуюсь жизни. Кажется… спустя очень долгое время.

– Я бы предпочел, чтобы так и было.

– Это из-за того, что ты остановился понаблюдать за той птичкой… Знаешь, в Греции мы совершенно абсурдно разругались… Это было три года назад – наш последний настоящий отдых вместе – вдвоем. Потому что мы как-то днем задержались из-за его ботанизирования, а мне ужасно хотелось на пляж и поплавать. Он так радовался, а я вела себя безрассудно.

– А ты уверена, что и он не вел себя безрассудно?

– Я сидела под деревом и читала. Выплеснула все это на него гораздо позже. Он и знать не знал. – Она стряхнула с сигареты пепел. – Каждый за своей ширмой.

– Общепринятая часть всякого цивилизованного брака?

Она улыбнулась, но улыбка была печальной; потом глубоко вздохнула:

– Думаю, они правы – теперешние молодые. По поводу устарелости данного института.

– Эта их теория им тоже недешево обходится. Джейн опять помолчала.

– А ты когда-нибудь скучал по семье?

– Иногда. – Но ответ даже ему самому показался недостаточным. – Не очень часто. Если честно. – И добавил: – Обжегшись раз, становишься осторожен вдвойне. Ну и лень, конечно. Другой род отношений входит в привычку.

– И свобода?

– Оставаться стареющим донжуаном?

Джейн очень тихо произнесла:

– Какого прелестного невинного мальчика я знала когда-то в Оксфорде.

– На спасение души – никакой надежды. – Она взглянула на Дэна, но он отвел глаза, понимая, почему она так посмотрела. – Я улыбнулся, потому что ты прекрасно знаешь – он и тогда не был невинным. Прелестным… возможно.

Теперь и она опустила глаза, глядя на землю у себя под ногами, потом медленно произнесла, будто разговаривая сама с собой:

– А я всегда помню тебя невинным.

– В отличие от тебя?

– Я так боялась собственных чувств.

Он не успел ответить – за их спинами раздался призывный гудок теплохода. Пора возвращаться. – Но это ведь тоже невинность.

– Мне это никогда не казалось невинностью. Даже тогда.

– По-моему, ты пытаешься выступить в роли Кассандры 395наоборот. Я помню о тебе совсем другое. Ты-то как раз и проявляла истинные чувства. Когда это было важно. – И уточнил: – Во всяком случае, гораздо чаще, чем это удавалось трем остальным.

– Эмоции. Вовсе не то же самое. – И добавила более легким тоном: – Я пытаюсь сказать, как я тебе благодарна, Дэн. Это – настоящее чувство.

Снова послышался настойчивый гудок теплохода. Джейн встала и со сдержанной улыбкой протянула ему руку… да здравствуют условности, с глупостями покончено. Он пожал ей руку, поднимаясь на ноги, и они направились назад, к кораблю.

Дэна не покидала тревога. В их беседе было что-то беспокоящее, такое же, как в том ее взгляде; в прежних беседах ничего подобного не было. Джейн надела темные очки; прогуливаясь, они медленно шли через руины ко входу в святилище. Целая шеренга божеств с крокодильими головами… вот подходит Алэн со словами приветствия… шутит… Джейн улыбается, отвечает за них обоих: она, кажется, успела совсем оправиться от мимолетного приступа сентиментальности и теперь опять слегка настороже – как всегда. Дэном овладело ощущение упущенной возможности… он должен был обвить рукой ее плечи, преодолеть разделяющее их пространство… эту нелепую нейтральную полосу, ничейную землю, которой они сами отделили себя друг от друга; может быть, их беседа и была попыткой со стороны Джейн – когда она сама взяла его за руку – преодолеть это пространство.

Позже, когда корабль снова отправился в плавание, а они перед ленчем вышли посидеть на палубе – с ними были Алэн и их приятель из Чехословакии, – Дэн обнаружил, что не перестает исподтишка наблюдать за Джейн… или если и не буквально, то хотя бы мысленно не сводит с нее глаз. Алэн опять принялся флиртовать с ней, на этот раз по-английски; все это было совершенно невинно: она должна во что бы то ни стало приехать в Париж, чтобы он сводил ее во все новые boites 396и рестораны… Дэн позволил себе вообразить, что на месте молодого француза – он сам. Может быть, в этом и коренилась разгадка, может быть, дело в том, что она испытывает недовольство, разумеется, подсознательное, из-за его принципиального нежелания вести себя, как другие мужчины: замечать, что она прекрасно выглядит для своего возраста, что сохранила свою привлекательность. Это слегка беспокоило его и в самом начале, поэтому он старался не упустить случая сделать ей какой-нибудь обычный комплимент – по поводу того, как она одета, как выглядит.

С другой стороны, он нисколько не сомневался, что то откровение, тот ее жест – что бы он ни значил – не был приглашением. Это было бы абсурдно и из-за Дженни, и из-за того, как сама Джейн описала его Каро: он ненадежен, он вечно в бегах; да и по тысяче других причин.

Столь многое разделяло их, и не в последнюю очередь то, что они совершенно ничего не знали о потаенных чувствах и эмоциях друг друга, о чем лишний раз говорило различие, недавно проведенное ею между этими двумя словами. Тем не менее Дэн, по своей всегдашней привычке строить гипотезы, попробовал представить себе, какой была бы ее реакция, если бы, переходя с корабля в гостиницу в Асуане, он предложил ей поселиться вместе, в двухместном номере. Но размышлял он исключительно о том, в какую форму будет облечен ее отказ: откажет она ему гневно, в недоумении, иронически… а может быть, даже с нежностью? Несомненно было только одно: она откажет, или он ничего не понимает в женщинах. Интересно, не вызвано ли это постоянно гложущее его ощущение невозможностью, связанной с этой женщиной? Точнее – с невозможностью, связанной с ними обоими? Он помнил, что совсем недавно у нее был роман; он мог даже на мгновение представить себе, что она заведет интрижку – проведет ночь – с Алэном (это, конечно, если бы его самого тут не было), то есть допустит Алэна к себе в постель, если тот будет уж очень настаивать. Но между нею и им самим такое было бы совершенно невозможно. И он знал, как это ни странно, что если бы вдруг, по велению какой-то части своего существа, запрятанной так глубоко, что он и догадаться не мог о ее существовании, или благодаря победе эмоций над чувствами Джейн не отказала ему, он расценил бы это как предательство.

За ленчем, в присутствии Хуперов, Дэн говорил очень мало. Словно пес с давно обглоданной костью, он не мог расстаться с тревожной мыслью о мимолетных слезах Джейн, о том ее взгляде на их соединенные руки: что это было – упрек ему, предостережение? Джейн никак не помогала ему разгадать эту загадку, будто ничего не произошло. Каким-то образом ей удавалось дать ему понять, что любое напоминание лишь преувеличит значение случившегося. Но он не допустит, чтобы это так легко сошло ей с рук. Джейн улыбнулась ему, когда все они ждали десерт; она сидела, опустив подбородок на сплетенные пальцы.