Джон Фаулз - Дэниел Мартин

Дэн заплатил гиду, добавив чаевые, и стал спускаться следом за Джейн по узкой тропе туда, где ждала их фелюга с двумя ее владельцами. Ему хотелось рассказать Джейн о том, что с ним только что случилось, но он чувствовал, что старый немец почему-то владеет преимущественным правом на подобные вещи; его собственный рассказ мог прозвучать глупо, как восклицания по поводу deja vu, метафизическую странность которого передать невозможно, и разговор об этом всегда звучит несколько подозрительно для постороннего слуха. Мимолетность, иллюзия утраты ракурса… Ему уже приходилось пару раз пережить подобное – на съемках, когда уставал. Все существовало лишь как нечто, запечатленное чужими глазами, чужим интеллектом; воспринимаемый мир истончался, становился, как яичная скорлупа, хрупкой раскрашенной поверхностью, рирпроекцией 400… за которой – ничто. Тени, тьма, пустота…

Он смотрел на спину Джейн, спускавшейся перед ним по крутому склону. На Джейн были расклешенные джинсы, блузка цвета бледной терракоты и сверху что-то вязаное, вроде свободного пиджака-пальто, слишком длинное для пиджака и слишком короткое для пальто – она часто надевала его, когда они совершали вылазки с корабля. Одеяние это было беззастенчиво sui generis 401и больше, чем какое-либо другое, подчеркивало в его владелице характерную смесь былого безразличия к одежде, свойственного «синему чулку», с противоречащим этой черте, но вовсе не случайным убеждением, что выбор одежды есть выражение человеческой личности. А плетеная сумка придавала ей некую домашность, хозяйственность, будто она еще и за покупками собралась; серебряный гребень придерживал волосы, но одна темная прядь выбилась наружу.

И как тогда, в дорсетской низине, Дэн на мгновение представил себе, что они женаты, были женаты все эти годы, с самого начала: увидел в ней свою жену, а не вдову Энтони… вот они приостанавливаются на минуту, он кладет руку ей на плечо, поправляет непослушную прядь, маленькая супружеская поблажка, ничего особенного. И тут он опять испугался. Может быть, то краткое мгновение наверху, происшествие, мысль о котором он пытался уже отбросить, решив, что это всего-навсего странная прихоть клеток мозга, секундный сбой в работе тех, что отвечают за нормальное функционирование сознания, все же было предостережением? Ведь всего за несколько минут до того, как это случилось, он пережил мгновенный переход от внешнего, пространственного восприятия городского вторжения к внутренней, временной его аналогии… может быть, это было предупреждением о грядущем, более существенном переходе – к чему-то патологическому, к сумасшествию, к диагностированной шизофрении… Почва под их ногами выровнялась, и Дэн пошел рядом с Джейн, проклиная смерть и самоанализ.

Они снова тронулись в путь против течения, но легкий ветерок дул им в спину, когда они направились к широкому плесу у острова Китченера. Солнце клонилось к закату, гребни песчаных дюн, венчавших утесы западного берега, были буквально усеяны птицами: двадцать, а то и тридцать коршунов – целая стая – устраивались на ночлег; темно-коричневые, они казались иератическими 402письменами на фоне неба. Омар провел лодку под стоящими стеной по берегу острова деревьями: странные цветы, листья, ветви нависали над ними, касались воды. По эту сторону реки домов не было, город исчез, и, когда они подплывали по спокойной воде совсем близко к высоченной стене пронизанной солнцем зелени, можно было подумать, что плывут они по летней реке где-нибудь в Оксфорде. Какая-то пичуга, прячась в ветвях, пела необычную в это время года песенку. После безводной пустыни сегодняшнего утра этот полный глубокого покоя, живой и влажный, зеленый и вечный мир был упоительно хорош. И снова Омар причалил лодку. Сошли на берег и через несколько шагов под плотным пологом бугенвиллей оказались на пешеходной тропе.

Несмотря на попытки сохранить остров как огромный ботанический сад, заложенный еще Китченером (тут и там еще виднелись висевшие на стволах массивные металлические пластины с экзотическими названиями на латыни и именами дальних стран, откуда эти растения были родом, а порой на глаза им попадался и садовник за работой), все на острове выглядело очаровательно беспорядочным и запущенным. Сад не только в переносном, но и в буквальном смысле распустился, и строгий научный замысел уступил место приятному существованию без затей: тень и зелень, пение бесчисленных птиц, прохлада, простота… словно простота прекраснейших творений исламской архитектуры, многовекового народного опыта, спасавшего от палящего солнца. Это была Альгамбра 403из зелени, воды и теней, и может быть, приятней всего Дэну показалось то, что остров остался почти совершенно таким же, как он запомнил: тропическая bonne vaux, одно из самых красивых и цивилизованных мест в мире, какие были ему известны, пусть это место и занимало всего несколько акров. Он не хотел ничего подсказывать Джейн, но она и сама влюбилась в остров с первого взгляда. Они прошли едва сотню шагов по тропе, как ее рука коснулась рукава Дэна.

– Дэн, а можно у меня будет здесь дом? Ну пожалуйста! Дэн усмехнулся:

– Вот и мы с Андреа тогда почувствовали то же самое.

– Это точно как «Сад Эдема» у Таможенника Руссо 404. И как замечательно ты придумал использовать это в твоем фильме.

– Надеюсь, они это используют. Получится хорошая точка возврата.

Немного спустя они сели на скамью на боковой дорожке. На главной тропе виднелись прогуливающиеся туристы, на расстоянии они казались всего лишь цветными пятнами, праздно движущимися сквозь просвеченную солнцем тень… теперь они уже не были фигурами с полотен Руссо, скорее Мане или Ренуара. Джейн с Дэном обсудили планы на ближайшие два дня: что еще надо будет посмотреть, не слетать ли им в Абу-Симбел… несколько их попутчиков собирались это сделать, а Хуперы говорили – стоит того, во всяком случае, им так посоветовали, хотя бы ради пейзажей вокруг озера Насера, ну и, конечно, ради инженерных сооружений, это просто фантастика какая-то – перенести храм со старого места! Во время путешествия Джейн возражала против поездки, но сейчас поддалась на уговоры – такого шанса может больше не представиться, поездку наметили на послезавтра. Тут появилась группка молодых ребят – египтяне в европейской одежде, человек двенадцать, девушки и парни вместе. Они переглядывались, переговаривались между собой, приближаясь к иностранцам, а проходя мимо, один из ребят крикнул по-английски, вроде бы в шутку: «Доброе утро!»

Дэн улыбнулся и ответил:

– Добрый вечер.

– Англисски?

– Англичане.

– Очень хароши. Англисски очень хароши.

И вдруг вся группа собралась около Дэна и Джейн, встав перед ними плотным полумесяцем, смеющиеся карие глаза, девочки кусают губы, чтобы не рассмеяться.