Джон Фаулз - Дэниел Мартин

– Ты что-то очень молчалив сегодня.

– Так плачут мужчины.

– И о чем же ты горюешь?

– Чую возвращение реальности.

– Но ведь есть еще твой остров. Я полагала – мы из-за этого здесь очутились. – Он вскинул голову, неохотно соглашаясь – да, еще одно удовольствие все-таки ждет их впереди. А она, словно желая его приободрить, добавила: – И чудесные воспоминания.

Дэн укрылся за улыбкой и отвел глаза, однако что-то – он ведь понимал, что улыбка получилась не очень естественной, – заставило его снова посмотреть ей в глаза. В каком-то смысле его взгляд был повторением ее взгляда, озадаченным и вопрошающим. Возможно, ей он показался просто пытливым или – молчаливым противоречием ее последним словам. Во всяком случае, она с сомнением покачала головой:

– Разве нет?

Он улыбнулся более естественно:

– Попытаюсь не вспоминать о здешней еде.

Появился официант с десертом: рис со взбитыми сливками, слегка посыпанный корицей, и Джейн немедленно принялась за еду, словно говоря, что он ведет себя неразумно и действительно избалован.

Пейзаж изменился – они приближались к Асуану. Воды Нила текли сквозь пустыню. Безбрежные пески, там и сям – черные базальтовые утесы, многие тысячелетия палимые безжалостным солнцем; казалось, они стоят и ждут, когда наконец высохнет великая река. Тропические капустные пальмы 397по берегам – вот и все деревья, да вороны пустыни (снова напомнившие Дэну о Библии и о манне небесной – воспоминания сугубо личные) – вот и все птицы. Солнце жгло, несмотря на прохладный северный ветер.

А сам Асуан предстал перед ними неожиданным потрясением, жестоко нарушив все нараставшее одиночество песков. С тех пор как Дэн впервые посетил эти места в пятидесятых годах, город очень изменился. Теперь здесь царила атмосфера процветания, набережные были красивы, улицы у реки, застроенные высотными домами, заполняли машины, на Слоновьем острове вырос чудовищный гостиничный комплекс. На реке толпились паромные фелюги, моторные катера, а дальше к югу небесная синева была испятнана желтым – к небу поднимались клубы пыли от плотины и дым от окружающих ее промышленных предприятий. Горизонт исчертили зигзаги проводов и высоковольтных опор, силуэты радаров – уродливых, но неминуемых спутников индустрии двадцатого века и войны. Три «МиГа» промчались над головами путешественников, и корабль подошел к пристани; а высоко-высоко лазурное небо было исхлестано белыми полосами инверсионных следов.

Джейн и Дэну запомнился разговор на обеде у Ассада о том, что произойдет, если прорвет Асуанскую плотину: огромная приливная волна разрушит долину Нила на всем ее протяжении, а вместе с ней и половину Каира… такая угроза обращала в веселую шутку все разговоры об угрозе тотальной войны с Израилем; Ахмад Сабри саркастически назвал этот Дамоклов меч «финальным ирригационным проектом». В Асуане реальность не просто вернулась к ним: она брала реванш, вызывая у Дэна отвращение. Им овладело внезапное отчаяние: путешествие окончено, конец мечте о другом путешествии, более долгом. Ассад хотел связать его с заведующим местной студией, даже пообещал, что сам приедет, но Дэн отклонил предложение. Студийное оборудование его не касалось, возможности натурных съемок в пустыне были явно неограниченны, и ему просто нужно было почувствовать атмосферу этих мест. Сейчас он был искренне рад, что настоял на своем. Они могли остаться на корабле до утра, а затем перейти в отель «Старый водопад»; Дэн заметил, каким крохотным отель выглядит теперь на фоне уродливого «Нового водопада». Если бы Дэн был один, он покинул бы корабль тотчас же, но он понимал, что это оскорбит Джейн, настаивавшую на строгой экономии; поэтому он предложил компромисс – они всего лишь пропустят очередную запланированную экскурсию. Они же могут пуститься в свободное плавание под собственными парусами… могут и правда нанять фелюгу. Он изложил этот план, ссылаясь на профессиональную необходимость, не хотел торопить события. Джейн согласилась, по всей видимости, охотно.

Они дождались, пока не отбудут все остальные, а затем прошли к маленькой пристани, где в ожидании томился целый флот небольших фелюг, и, чтобы избежать споров, позволили завладеть собой первому же подошедшему к ним лодочнику. Это был мрачноватый молодой человек в белой галабийе и головном платке, перехваченном черным шнуром; с ним в лодке находился маленький мальчик. Звали лодочника Омар, он знал несколько самых простых английских слов, и вопреки темной коже черты его лица поразительно напоминали англосаксонские; к тому же у него были довольно светлые глаза. Казалось, он овеян духом Т. Э. Лоуренса 398. Они медленно вышли к ветру, направляясь на север, в сторону песчаных утесов на пустынном западном берегу, обогнули узкий конец Слоновьего острова. После теплохода им доставляло удовольствие плыть на лодке, был приятен ее покой, ее плавность. Коршуны парили над головами; охотились за рыбой крачки; над охряными утесами кругами ходил сокол, а с бакена на конце острова поднялась, хлопая крыльями, огромная птица – скопа. Настроение у Дэна улучшилось, как только стал исчезать из вида шумный город. Молчаливость их кормчего пришлась ему по душе. Выше по течению уже виднелся остров Китченера, весь в густой, пышной зелени, и Дэн понял, что тут он наверняка не будет разочарован. Да и Джейн явно наслаждалась новым пейзажем. Они причалили и взобрались на утес Коббет-эль-Хава – посмотреть скальные захоронения, те самые, где герр профессор впервые пережил странное ощущение вневременности. Здесь слишком долго обитали номады, так что сохранились лишь немногие красивые фрагменты и, по странной прихоти, теперь Дэну, недовольно ворчавшему в царских усыпальницах, недоставало мастерства и тонкости деталей. Выйдя наружу, они остановились на вершине; отсюда видны были острова посреди реки, бурно растущий город на восточном берегу и индустриальный пейзаж, протянувшийся к югу, далеко за пределы города. Он, словно скорпион, протягивал клешни, угрожая крохотному голубому и зеленому оазису, раскинувшемуся у их ног; этот вид напомнил Дэну вид на Лос-Анджелес с Мулхолланд-драйв, из окна квартиры, где жила Дженни. Странным образом гнетущее предчувствие пространственного вторжения перешло в ощущение краткости собственного, личного времени… как недолго они могут пробыть здесь, как кратко дозволенное им пребывание в этом оазисе! Гид, водивший их по захоронениям, указывал им на различные достопримечательности города, но Дэн не слушал, погруженный в собственные мысли.

И вдруг ему пришлось пережить несколько удивительных мгновений нарушения ориентации. Возможно, здесь действительно обитал некий genius loci 399, хотя то, что ощутил Дэн, не было временным смещением: он словно оказался вне собственного тела, стал как бы фотокамерой, всего лишь запечатлевающей видимое, отчужденной от сегодняшней реальности. Этот пейзаж, этот многоречивый гид, этот ветер, треплющий волосы стоящей рядом женщины… будто технический сбой в нормальном потоке сознания, затмение, эпилептический припадок… всего несколько секунд, но ему это показалось зловещим, неприятным, как если бы он сам и все вокруг было всего лишь идеей в чьем-то чужом мозгу, не в его собственном.