Виталий Захаров - Раскаты

— Во-он как…

Сергей Иванович с новым интересом всмотрелся в недвижное лицо Федора. Да что в нем узришь, тем более в ночных сумерках? Одни губы чуть заметно подрагивают — все же волнуется, сволочь! — выпуская округлый ровный басок. Вот ведь дивное какое дело-то: весь на виду Бардин перед ним, и все вроде яснее ясного, а не подступишься к нему, не возьмешь ничем. Видать, точно, не с того боку он подступился. Выходит, умнее Бардин, чем думалось, и хитрее гораздо. Но поздно теперь выбирать иные пути — так и придется идти на него напролом, хотя и вконец просветилось, что не отступится Федор Бардин от своего, даже тычь ему в зенки живого свидетеля, как поджигал он кордон. Ничем его не проймешь, кровососа и убийцу, грози хоть великими пытками — станет по-своему жить. Не жить, а грабежить…

Конечно, не тешился Сергей Иванович мыслями переродить конченого бандюжника, не мечтал и на колени его поставить — этим мертвых не оживить, — но хотя бы тень содроганья от содеянного хотелось ему видеть в глазах Бардина, должно же было что-нибудь да остаться в нем человеческого. Ан нет, выходит, и малюсенькой дольки светлой не осталось в нем, одна чернота беспросветная.

— Во-он как… Занятно у тебя получается, Бардин. Не мешал тебе Тимофей, — а на тот свет его спровадил. Любил ты его, — а слухи, будто пьяницей он был несусветным, распускаешь. И ломик давно им был отобран, — а прибрал его с перепугу. И собаку его отравил, потому как и она не мешала тебе… Белыми нитками шито ведь, дружок! — Сергей Иванович аж задохнулся, перечисляя его действа, но тут сверкнула в голове новая мысль, которую надо было проверить на Бардине: как-то он примет ее? — А насчет нового лесника угадал ты, Бардин: хлопотно тебе с ним будет, ой как хлопотно! Я решил попроситься на место Тимофея, понял? Я! И скажу тебе по секрету: близко не подходи больше к лесу, обегай его сторонкой, за семь верст обегай. Увижу в лесу хоть раз — без слов ухлопаю как бешеного пса. И прав буду. Должон ты меня знать маленько: я свое слово держу. Как обещал — так и сделаю. Ты меня понял, Федор Бардин?

Сказал все это Сергей Иванович и замолк. Он и сам понял, что выговорился вконец, что не сможет найти для дубокожего вражины своего ничего сильнее и, если не ответит тот ничем, тут и будет поставлена последняя точка.

Завернул новую цигарку, стараясь не выдать дрожи пальцев и видя, что Федору тоже страсть как хочется закурить, да нечего. Откинул голову на штакетник и стал курить частыми мелкими затяжками: и свое волненье ублажал, вкусно выдыхая дым, и бестабачного Федора поддразнивал.

Федор Бардин молчал. Но в каменности его не было теперь прежнего, пусть и показного, покоя. Глубоко забродила в нем злоба, забродила и пошла, пошла всходить так, что не сдержать бы ее никому другому, хлипкому, да силен был Федор Бардин не только телесами — смог-таки он еще какое-то время сдержать скопившиеся пары в себе, стал выпускать их частями.

— Заче-ем же так, Ива-аныч? — сказал врастяжку. — Не надо мне грозить. Не надо. Пригрозить-то и мы можем, ети вашу дышло… Вот видел я недавно, в прошлую, кажись, среду: девица одна в Мартовку шла лесом. Девица-красавица впрямь ни в сказке сказать, ни словами расписать. Уж такая красавица — аж глазам слезно. Одне косы чего стоют… Смотрел я на нее из-за куста, смотрел и подумал: вдруг деревце трухлявое аль сук сухостойный падет на нее? Мало ль чего случается в лесу, он ведь слепой, лес-то, всяко в нем случается… То-то жалко будет: таку-то красотушку молоденьку в землюшку зарывать. Подумал я эдак, подумал, и аж самому мне жалко ее стало, Иваныч, вот те крест, ети вашу дышло!

Сергей Иванович оцепенел.

Казалось, все-то перебрал он в уме, выжидая встречу с Бардиным: и что сам скажет, и его, толстопузого, прослушал про себя по-разному, и угроз ждал самых разновсяких… Но угроз-то он ждал только на себя или, хотя бы, на подворье железинское с тем же «в дым выйдешь». Про Варюшку же и думушки не было! Чтобы ради корысти простой детей губили в отместку отцам?! Может, где и было, может, где и будет, но не у нас, только не у нас — таким людям и места-то нету на нашей земле, средь наших людей, в этом Сергей Иванович уверен был, вот как сразила его угроза Бардина.

Судорога, стянувшая руки-ноги, как нашла, так и отпустила внезапно. Вскочил Сергей Иванович ужаленно, цапнул Федора за грудки железными пальцами — сам почувствовал, что хватанул рубаху вместе с волосьями, — и выдохнул жарко, бредово:

— Ты!.. Ты Варьку не трожь… Ты со мной дело имей, сволочь! А с нее если волосок упадет, то я… я вспомню свое уменье! Я не одного жирного, как ты, борова надвое разваливал, басмачи не мене твоего жрали… За Варьку я весь твой корень посеку, ни одного живого Бардина не оставлю на земле!.. Помни, Федор, помни: с этого часу ты не то чтобы тронуть Варьку — беречь ее станешь как свой глаз. Случись с ней теперь что-нибудь — я сразу на тебя подумаю… Понял ты меня, Федор? Понял?!

Оттираясь плечом о штакетник, Федор одолел-таки железинский упор и, поднимаясь на ноги, сверху вниз ударил по его руке своими, сцепленными в замок. Рубаха треснула и сошла на груди лентой, Федор неожиданно проворно развернулся и втиснул Сергея Ивановича в угол меж крыльцом и палисадником. И дыхнул в лицо тушеной капустой:

— Ну-кось ты, правдолюб… Ручонки-то прибери, не то из двух четыре сделаю, ети вашу дышло!

Но то ли почувствовал он, как жестко напрягся Сергей Иванович, готовясь к ответному рывку, то ли опять смог сдержать себя — отступил на шаг и сел на прежнее место, с усмешкой прикрывая толстые складки живота порванными краями рубахи.

— Не хватало еще цапаться по-соплюнски, — сказал ворчливо, и в голосе его, почудилось, нисколько не было зла. — Драться — дак вусмерть драться. А с тобой я, Иваныч, никогда не хотел вражковать, сам ты это знашь. Иди, иди, присядь сюда и охолонись. Коль уж в судьи себя ставишь не знай за какие глазки, то и меня послушай. Раньше чем расчеты творить да за грудки хвататься, ети вашу дышло…

Сергей Иванович и сам почувствовал стыд не стыд — эким петушком наскочил! — а неловкость за себя большую. Не пристало им рубахи друг с друга спускать, словно пацанам безрассудным, тут Бардин прав. Не девку они делят на свиданке — счеты меж ним и Федором по высшему счету идут.

Но мысли эти, суматошно скорые, не больно-то охладили Сергея Ивановича: непросто в секунду ломать себя из края в край, куда-нибудь да надо ставить занесенную ногу. И он — уверен был, что и сам вывернулся бы из-под навалившейся туши, не мог поверить, что Бардин сильнее него, — подался опять на Федора, но застопорил вовремя. Не марал он совесть, наскакивая на человека сзади иль запуская кулак врасплох. Но и присесть рядом с Федором не смог, а прислонился к ограде и взялся крутить дрожащими пальцами неслушную цигарку. — Чего мне тебя слушать, ты и так много сказал. — Сергей Иванович справился наконец с цигаркой. Да и с собой. — Ничем ты меня не удивишь больше. Все яснее ясного у нас с тобой, вставай и топай откуда пришел.