Валерий Пономарёв - Нежданно-негаданно [сборник]

К Светлане он приехал ночью. Она не спала, ждала. Увидя его взволнованное лицо, спросила:

— Случилось что-нибудь, Юра?

— Все в порядке, дорогая, — обнял он за плечи жену. — Мне сообщили о песках. Если они действительно есть, то конец дороге.

— Ты должен лететь? — встревожилась Светлана.

— Могу и не лететь. Возглавляет группу Коряков — это его работа. Я тебя повезу в больницу.

Но Светлана знала, что в поисках карьеров Юрий всегда участвует, а в такой критический момент он не может не полететь. Найдут пески — и конец дороге.

— Полетай, милый. Надо. Попроси Ивана Ивановича отвезти меня. Он славный и надежный друг, не подведет.

— Хорошо, я попрошу его. Знаю, что сделает.

…Вылетали рано утром. Сизый туман уже рассеялся, только в низинах и логах изорванными лоскутьями стлался по земле. Око солнца выглядывало из-за дальнего леса робко, несмело. Но и этот студеный, хмурый край любят сибиряки, как он любит свою Кубань с ее зелеными полями, цветущими лугами, с полоской зубчатых гор на юге и теплым ласковым морем.

Его прервал Коряков.

— Не верю я этим байкам, что пески там. Да если еще синоптики не наврали о метелях — запоем репку. «Напрасно согласился. Никуда не денется дорога. Построим», — досадовал Коряков.

«Хотел бы я знать, кому ты веришь? О своей шкуре только печешься! Вот когда сверху прикажут — тогда с «охотой» летишь», — злился Грачев.

— А я верю, — проговорил раздраженно он.

Вскоре подлетели к просеке. Вертолет завис над прогалиной, выбросили инструменты, лыжи, спустились по лесенке, утопая по пояс в снегу.

Неподалеку оказалась избушка, построенная под разлапистым кедром, словно притаившаяся. Внутри пол, потолок, нары из колотых плах, в углу очаг из глины. Затопили, стало тепло, светло, уютно.

Коряков оттаял душой.

— Ну, я здесь, братцы, готов жить до завершения дороги, — шутил он. — Переночуем, а завтра на поиски.

Коряков взял с собой только четверых рабочих, чтобы подручнее было.

— До завтра нам ждать незачем, — возразил Грачев. — Вы рубите дрова на ночь, а я схожу разведаю. Тут ведь рядом. Если есть пески — завтра же и вернемся. Чем быстрее пробьется колонна за песками, тем скорее осилим дорогу.

Да и беспокойство о Светлане не давало Юрию покоя, хотя лесничий и обнадежил, что все будет сделано, отвезет вовремя. Какое-то нехорошее предчувствие тревожило Грачева, подгоняло сделать побыстрее дела и вернуться.

— Забирай двоих рабочих и шуруйте, а мы ночлег приготовим.

Толстому Корякову не хотелось лазить по тайге, и он был рад, что Грачев изъявил желание один. А уж ночлег он приготовит — это он любит. И представилось Корякову: вдруг повезет, Грачев найдет пески. Вечером они дернут по рюмке спирта, станут рассказывать таежные байки под треск костерка в очаге, развалившись на разостланных по нарам шубах. А завтра улетят в поселок. Техника пробьет дорогу к пескам, а уж Грачев не подведет. Железная дорога будет закончена раньше срока. Прилетит госкомиссия, торжество… И он, Коряков, в большом почете: без песков не было бы и дороги. Он кряхтел, рубя с наслаждением дрова, таскал в избушку, подбрасывал в огонь и напевал: «…под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги…»

А Грачев с рабочими, отойдя с километр, наткнулись на сплошные завалы, и чтобы пройти на лыжах, нужно было беспрерывно орудовать топором. Трудились поочередно. Грачева это начинало злить, кралось сомнение: почему охотник не сказал о завалах.

— Ну, так нам и пару километров не пройти, а еще обратный путь… Смеркаться станет, — проронил один из рабочих.

— Вечно ты ноешь, Карпушин, нельзя тебе на поиски ходить. Работал бы там, на дороге, — одернул его Грачев, думая про себя: «Нашел время скулить…»

Рабочий смолчал, подумав: «Тебе, черту сухопарому, что, ты как лось по тайге прешь».

Часа через два вышли к болоту, а бугров нет. Рабочие окончательно выбились из сил.

— Наврал кержак, никаких холмов тут нет, — не вытерпел Карпушин. — Пойдемте к избушке, Юрий Петрович. Отдохнем и завтра со свежими силами…

Грачев был в недоумении: еще ни разу местные жители не обманывали строителей. Он и сейчас не терял совсем веры, непременно хотел найти бугры.

— Возвращайтесь в избушку, я обегу кромку болота, там вроде холмов что-то.

Рабочие повернули обратно.

Грачев обошел болото, там действительно были бугры. Он заскользил шире, веселее. Добежал до откоса, забрался наверх. Снегу там было совсем мало, видно, сдувало его ветрами. Спешно вынул из рюкзака лопату, обил мох-лишайник, копнул раз-другой — и обрадовался несказанно: пески выходили прямо на поверхность. Он обошел горушки, разрывал еще в нескольких местах — везде был песок. Юрий в восторге поднял руки, запрокинул лицо вверх к небу и хотел крикнуть во всю мощь «Ура!», но увиденное стегануло его хлыстко. «Неужели?» Чернота заволакивала небо, и он уже слышал вдали вой ветра, шум. «Пурга! Скорей! Скорей!» Юрий съехал вниз и побежал по своей лыжне. Но не успел он пройти и километра, как налетевший ураганный ветер чуть не сбил его с ног, глаза залепило снегом. Обломленное дерево упало совсем рядом, обдавая его мелкими сучьями и снегом. Лыжню уже совсем замело, и он шел по направлению, надеясь дойти до просеки, а там он не заблудится.

…Коряков нервничал, ругал рабочих:

— Как вы могли оставить его одного?! Послал обратно? Послал! Послал! — передразнивал он. — Не имели права оставлять. Если что… ответите и вы сполна.

Корякова терзало и раздражало, что если Грачев не выйдет — вся его жизнь пойдет кувырком. Дикий, нелепый случай! Зачем согласился лететь, дурило. Боязнь ответа лихорадила и бесила его, и он, мечась по избушке, не знал, что предпринять. Он выбегал вместе с рабочими из избушки, пытаясь идти по просеке, навстречу, но ничего не получалось, не видно. Боялись сами заблудиться. Теперь Коряков молил бога, чтобы поскорее утихла метель и выйти на поиски.

«А если пурга продлится всю ночь?» — от этой мысли холодела спина, то бросало в жар, на лбу выступал пот. «Тогда утром надо вызывать вертолет и колесить над тайгой. Хоть бы обошлось…»

Коряков курил папиросу за папиросой и проклинал свой необдуманный вылет.

…Грачев то и дело наталкивался на деревья. «Хоть бы не сломать лыжу — тогда конец». От этой мысли ему становилось жутко и противно, он тут же отгонял ее, отталкивался от стволов руками, доставал компас, совал под телогрейку, видел светящийся северный наконечник, убеждался, что правильно держит направление — и снова двигался вперед. Шаги он стал делать меньше, осторожнее.

«Может, остановиться под густым деревом, там не так сечет ветер и снег…» Такие деревья он видел иногда сквозь пургу, но тут же Грачев отказывался от пришедшего: «Застыну… весь мокрый».