Николай Кузьмин - Соседи

Не понять было, шутил, всерьез ли все рассказывал парень, но Красильников видел, что оркестранты хоть и посмеиваются, а слушают заинтересованно. Саксофонист ему нравился все больше.

— А что, очень даже возможное дело! — поддержал он его. — Правда, Семен? Вспомни-ка, как на фронте крыли. Ах, и крыли же! Птицы замертво валились! Пули пугались! А?.. — Он переждал, пока отсмеются, и глядел на всех весьма воодушевленно. — Это сейчас смешно, а вот когда до смерти, как пелось, четыре шага, так человек во что хочешь начинает верить. И что пуля его облетит, если испугать ее как следует, — тоже верит. Не вру! Семен, да ты сам скажи им, не молчи. Им же все интересно!

Он готов был удариться в воспоминания, сгрудить ребятишек вокруг стола поближе, чтоб сидели и не дышали, узнавая, как доставалось когда-то старшим, и уж случай приготовился подходящий, тот незабываемый случай, когда смерть не в четырех шагах, а рядом, совсем вплотную караулила разведчиков, но они все же выбрались и уцелели, и не только уцелели, унесли лихие головы, но еще и «языка» с собой приволокли. Великий, почти необъяснимый теперь случай! Объясни его попробуй вот тут за столиком! Не поверят. А ведь было, на самом деле было, — не придумано под хмелем… Притихшие оркестранты, почувствовав настроение, приготовились и начали сдвигаться, как вдруг Семен поднялся и заторопил, заподгонял всех, кто сидел за столом:

— Пошли. Пошли-ка, ребятки.

Похоже, у него внезапно возникло какое-то свое решение и ему не терпелось поразить собравшихся. Уходя от столика, он многозначительно сдавил Красильникову плечо:

— Посиди, послушай. Сейчас услышишь.

— Сеня, — напомнил, направляясь к эстраде, саксофонист, — четыре заказа из зала. Деньги получены.

— Ничего. У меня идея.

Стол опустел, вокруг в беспорядке остались покинутые стулья. Красильников ждал, недоумевая, чем собирается удивить его Семен.

Парни из оркестра один за другим вспрыгивали на эстраду, расходились по местам, брали инструменты. Семен, сильно прихрамывая, ковылял позади певицы и, придерживая ее за локоть, что-то втолковывал. Девушка, приноравливаясь к его перебивчивому шагу, внимательно слушала и кивала головой.

Появилась на эстраде рыхлая мрачная дама, села за рояль. Старик скрипач, наспех поужинав, пробирался на свое место и несколько раз утер ладонью губы.

Семен, застегнутый, строгий, оглядел, все ли на месте, и, разминаясь, поиграл пальцами на клавишах трубы.

Можно было начинать.

Оркестр, замерев на местах, смотрел на девушку, ожидавшую у самого края эстрады. Опустив руки, она стояла и ждала, пока утихомирится зал. И шум понемногу пошел на убыль.

Она дождалась такой тишины, что стал слышен дребезг грязной посуды, сваленной где-то далеко на кухне.

— В память старых друзей, — внятно, негромко произнесла она, и голос ее достиг самых дальних, самых дымных углов безмолвного, притаившегося зала, — в память наших отцов, братьев, сыновей… в память наших любимых, не вернувшихся с войны… в память всех погибших… оркестр исполняет популярную фронтовую песню… «Землянка».

«Ч-черт! — умиленно восхитился Красильников и заволновался, заерзал на стуле, — Это он здорово придумал!»

Свет в зале и на эстраде погас, исчез в темноте оркестр, осталась одна девушка, высвеченная косым лучом сверху.

«Ловко! — кряхтел Красильников, устраиваясь поудобнее. — Это он правильно…»

Луч света словно отдалил девушку, она стояла одинокая, тоскующая, голорукая, и фронтовой мужской печалью по домашнему огоньку зазвучал ее негромкий задушевный голосишко: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага…»

Растроганно встряхивая головой, Красильников все чаще утирал пальцем в самом уголочке глаза. «Вот чертушка! — повторял он. — Молодец!» Он не сразу заметил, что голоса девушки постепенно не стало слышно, хоть она и продолжала петь, поднимая и опуская свои тоскующие руки, однако песня рокотала, слитные мужские вздохи прокатывались по огромному, угарно-дымному залу. Осторожно поворотившись, Красильников увидел, что компания багровых мужчин за соседним столиком, да и не только за соседним, но и за тем, за тем — повсюду, все, кого застала песня, подперли щеки, уставили лунатические, размякшие от воспоминаний глаза и гудят, гудят, шевелят губами. Да он и сам, кажется, повторял по памяти давнишние незабытые слова.

Пожалуй, на самом деле собралось сегодня здесь немало фронтовиков, если так неожиданно спелись не знающие друг друга люди и допели, довели неторопливо до конца, испытав короткое, но вечно сладкое душе воспоминание.

Песня замерла, утихла, но зал еще сидел и безмолвствовал, и свет не зажигался с минуту, если не более. А когда вдруг отрезвляюще завспыхивали лампы и виден стал оркестр, рояль, трубач, соседи за столиками, все в дыму, багровый плачущий мужчина в плотном кителе буйно вскочил на ноги и закричал, лоснясь лицом:

— Би-ис!.. Ура-а!..

Это прозвучало как команда. Ревя и сокрушая стулья, мужчины пошли на приступ, повалили по проходам, и скоро затопило всю площадку перед эстрадой. Над головами, над сгрудившимися спинами, над затылками замелькали рюмки, фужеры, стаканы, кулаки с зажатыми деньгами. Красильников видел, что Семен, раскланиваясь ловко и привычно, чокается со всеми, кто тянулся, и в то же время быстро, как бы мимоходом, незаметно собирает свободной рукой все, что протягивалось в кулаках. Собирает и прячет, рассовывает по карманам, и в этой незаметности и ловкости собирания видна была немалая наторелость, мастерство. Девушка тоже кланялась и улыбалась, но не чокалась, а лишь помогала трубачу собирать обеими руками.

— Ну? Видал? — спросил запыхавшийся Семен, с размаху плюхаясь на стул и рыская глазами по разграбленному столу. Из кармана у него, как уголок платочка, торчала смятая рублевка. Он что-то глотнул, что-то подцепил на вилку и зачавкал, низко пригибаясь к тарелке и возбужденно блестя глазами.

— Деньги-то зачем? — проговорил страдальчески Красильников.

Семен перестал жевать и, оберегаясь, чтобы не капнуть на грудь, застыл с поднесенной ко рту вилкой. Помолчал, бросил вилку, — расстроился чрезвычайно.

— Никак что-то мы с тобой… — и скомкал, отшвырнул салфетку.

Подошла девушка, тоже возбужденная, с улыбкой, с уверенностью, что гостю все понравилось. Семен, едва взглянув на нее, сунул ей выдернутый из кармана рубль.

— Тебя еще не хватало! На, сходи лучше за водой.

Ничего не понимая, она с беспокойством посмотрела на одного, на другого.

— Не надо мне денег, — сказала она. — У меня есть.

— Сколько? — отрывисто спросил Семен, все еще избегая смотреть на Красильникова.

— Вот, — девушка доверчиво показала ему мятые рубли и трешки. Он быстро, деловито забрал все, что у нее было, оставил прежний рубль.