Николай Кузьмин - Соседи

— Я умираю, мама! — позвал жену Семашко, усталый, похожий на подгулявшего студента. Из кармана пиджака у него торчал небрежно засунутый галстук.

Поднялся и Андрей.

На улицу вышли вместе с четой Семашко. Директора рудоуправления ждала машина.

— Молодые люди, подвезти? — предложил он.

— Спасибо, — отозвался Андрей. — Нам не так уж далеко.

Семашко открыл дверцу и грузно завалился в машину. Его жена что-то говорила Павлу, кивала головой и улыбалась своей снисходительной улыбкой. Павел помог ей сесть в машину.

Виктор остановился за спиной Павла и вызывающе процедил:

— Смотри не надсадись. Это не производственная травма, пенсии не дадут.

Павел поспешно захлопнул дверцу и, не оборачиваясь, продолжая улыбаться в стекло, сквозь зубы ответил:

— Сделай одолжение, оставь свои идиотские шутки до лучших времен!

— Очумел совсем! — Андрей в испуге дернул Виктора за руку и потащил за собой. — Вот болван-то!

Он продолжал ругать и стыдить его, не понимая, что могло случиться. Виктор, угрюмо вышагивая рядом, молчал. Только перед домом, прощаясь, он тихо спросил:

— Слушай, тебе сегодня ничего не показалось?

— Н-нет… — неуверенно ответил Андрей. Он не знал, куда Виктор клонит.

— Совсем, совсем?

— Да нет же! В чем дело?

Виктор помолчал, потом сказал:

— Ладно. В общем, видимо… Нет, нет, это я так. Будь здоров!

— До свидания… — отозвался недоумевающий Андрей. Он долго стоял и смотрел, как удаляется согнутый, нахохлившийся Виктор. «На что он намекал? Что все-таки произошло?..» Но сколько ни стоял он, ожидая, Виктор так и ушел, не обернувшись.

На рудник Андрей ехал впервые.

Вчера он дежурил по номеру. Пискун подписал очередную полосу и отослал рассыльную. Оставалась последняя полоса. Ждать нужно минут тридцать. От нечего делать Пискун принялся разводить в пепельнице костер. Как будто согревая пальцы, он подкладывал в огонек обгоревшие спички, окурки, клочки измятой прочитанной полосы. Огонек трепетал, то разгораясь, то припадая, — безукоризненно выбритое лицо заместителя редактора было задумчивым, добрым.

Пользуясь случаем, Андрей решил заговорить с ним о заветном. Вот уже несколько дней он носился с мыслью предложить редактору серию критических зарисовок из разных областей городской жизни. Каждая зарисовка — небольшая, строк до ста. Но печататься они должны ежедневно. Читатель должен привыкнуть, что, открывая свежий номер, он обязательно найдет какой-нибудь острый, бичующий неполадки материал А. Чернявина (наедине с собой грезилось: «А ну-ка, — говорит утром читатель, — что тут Чернявин откопал?» или: «Читали фельетон Чернявина?» — «Ну как же!» — «Молодец! Остро, смело, правильно…»).

Пискун, всецело занятый огоньком в пепельнице, выслушал горячую речь Андрея внимательно.

— А что? — сказал он, подкладывая скрученную жгутиком бумажку. — Мысль есть. Есть у вас здоровое, рациональное зерно.

Казалось, вместе с вспыхнувшим жгутиком заплясал в душе Андрея радостный огонек надежды. В возбуждении Андрей даже с места вскочил.

— Я ведь как это представляю себе, Павел Петрович…

— Подождите, — спокойно остановил его Пискун. — Я говорю о мысли вашей, о зерне. Вы правы, читатель должен, я бы сказал, он обязан брать газету с волнением и надеждой. Но давайте зададимся вопросом: а чем мы собираемся привлечь читателя? Городской грязью, бичеванием чисто обывательских, я бы сказал, совершенно нетипичных… м-м… частностей? Или же давайте посмотрим с другой стороны.

«С одной стороны, с другой стороны…» Андрей, сожалея о начатом разговоре, обескураженно сел. Пуще всего убивал его спокойный, рассудительный голос Пискуна. Ионина, того можно хоть на минуточку зажечь. Зря он начал разговор с Пискуном!.. Глядя на этого человека, на то, как он безукоризненно одет, тщательно выбрит и причесан, не верилось, что он плохо пишет — совсем не умеет писать. А тот же Мишка Нечитайло со своими патлами и в сапожищах… «Работать, работать надо, молодой человек. Думать потом будете!» — припомнилось как нельзя кстати. А, да что теперь! И Андрей, смирившись, смотрел, как в груде накопившегося пепла гаснет, отчаявшись пробиться, веселый, бодрый огонек. Пискун нудно говорил, что задача газеты, а особенно в сегодняшние дни, — «показать народное ликование и трудовой подъем масс». Газетчик должен писать о том, что он видит. «А что он обязан видеть?» И, словно подводя итог всему разговору, Пискун прихлопнул крышкой чернильницы тлеющие в пепельнице бумажки.

— Так что давайте, товарищ Чернявин, не будем мы с вами лезть во всякие там… понимаете? Для этого есть специальные организации. Наше дело воспитывать людей на положительных примерах. В этом я вижу отличие советской прессы от буржуазной. Вы согласны со мной? Впрочем, об этом мы еще поговорим.

Принесли на подпись полосу, и Пискун занялся сверкой. Андрей поднялся и вышел. Ему было совестно своих надежд. «Вот тебе и Чернявин!.. Нет, не так-то это просто».

Все же, дожидаясь выхода газеты в свет, Андрей думал о разговоре с Пискуном. Утром он решил поделиться своими соображениями с Мишкой, но того еще в коридоре перехватил Сиротинский, а когда расстроенный взбучкой секретаря Нечитайло пришел в отдел, Андрей счел за благо промолчать.

Мишка хмуро попросил его съездить на рудник. Задание не бог весть какое — побывать в какой-нибудь бригаде, написать корреспонденцию строк на сто двадцать. Нечитайло так и сказал: «Поезжай, подстрели чего-нибудь». Однако в душе Андрей был готов к большему. Крупнейшее предприятие области, рудник давал газетчикам самый солидный материал. Вдруг и Андрею подвернется что-нибудь интересное? Тогда можно размахнуться на очерк. Скоро областная партконференция, а там и праздник шахтеров. Такой ударный материал нужен позарез. Немного смущала Андрея предстоящая встреча с Семашко. Интересно, узнает его директор рудоуправления или нет? Напоминать ему, пожалуй, не стоит. Неловко. «Надо было все-таки подъехать тогда с ним на машине. Сам же предложил…»

В здании рудоуправления Андрей невольно оробел. Все здесь было солидно и добротно. Люди занимались важным и очень конкретным делом — они давали стране руду, из которой потом получится металл, необходимый как на примусы, так и на космические корабли. Другими словами, здесь создавались те материальные ценности, о которых читают студентам на лекциях по политэкономии. Какое, спрашивается, дело этим занятым людям до того, что о них напишет городская газета с небольшим тиражом? К Семашко, как слыхал Андрей, приезжает на прием сам председатель исполкома горсовета — просить средств на благоустройство города. Это стараниями Семашко прокладывается в городе водопровод и асфальтируются улицы, а ответственные работники горсовета живут в благоустроенных квартирах рудоуправления.