Николай Кузьмин - Соседи

В просторной приемной Семашко ожидало несколько человек. Андрей скромно прошел к столику пожилой секретарши. Выслушав его, секретарша бесшумно скрылась за массивной кожаной дверью. Андрей опустился на краешек стула. Да, здесь люди не думали о каких-то заметках в сотню строк. У этих людей иной размах, иные ценности…

Вздохнула, открывшись, кожаная дверь, секретарша негромко, но очень внятно пригласила Андрея войти. Андрей удивился: его принимают вне очереди? Под взглядами ожидающих, стесняясь собственной значимости, он миновал приемную.

Семашко встретил его приветливо. По манерам, по привычке одеваться он и в самом деле показался Андрею чем-то похожим на американца — на одного из американцев Драйзера. Они ни словом не обмолвились о вечере у Павла, но Андрей видел, что директор рудоуправления узнал его. Семашко пригласил садиться, сел сам. Они сразу же заговорили о том, что привело Андрея, но разговор пока шел вообще — ни о чем конкретно. Семашко давал молодому газетчику время освоиться. В манере директора держаться угадывалась приветливая бесцеремонность, которую можно было понять как желание устранить возникшую натянутость, как приглашение к товарищеским откровениям, готовность помочь чем только можно. Все это льстило Андрею, и он чувствовал, как растет у него симпатия к этому знаменитому в городе человеку, принявшему на равной ноге мелкого, только вступающего в жизнь газетчика.

Семашко сидел в глубоком кресле, удобно устроившись для беседы. Изредка по звонку секретарши ему приходилось поднимать трубку, он выслушивал и коротко, веско отдавал распоряжения.

— Должен сказать вам, — с улыбкой заявил он Андрею после одного из таких разговоров по телефону, — что у вас нюх настоящего газетного волка. Один мой знакомый, довольно крупный журналист, мы отдыхали с ним в санатории… — Семашко назвал одно из известных в журналистике имен, — так он как-то сказал мне, что настоящий газетчик должен быть на пожаре за десять минут до его начала. Выражение, конечно, фигуральное, но вы понимаете…

Андрей заулыбался, закивал. При упоминании имени журналиста он с невольным почтением сдвинул колени.

— Так что вы явились в самый раз, — говорил Семашко.

Он поставил локти на подлокотники кресла, сел еще глубже и, сомкнув перед собою пальцы, на мгновение задумался.

— Да, сейчас мы пригласим товарищей, и они обо всем нам расскажут.

Не глядя, привычным жестом он нажал кнопку звонка и коротко бросил появившейся секретарше:

— Полетаева.

Когда в кабинет вошел Павел, Семашко занялся какими-то бумагами, чтобы дать друзьям возможность переброситься несколькими словами.

— Андрюшка? — шепотом удивился Павел. — С какой стати?

— Да вот… — Андрей наспех объяснил.

— А-а! Ну, повезло тебе. В самый раз.

— Павел Васильевич, — позвал Семашко, — я думаю, мы можем посвятить товарища в наши планы. Пусть пока это только начало, но-о… Вспомните, китайцы говорят, что путь в тысячу миль начинается с первого шага.

Он опять удобно развалился в кресле, откинул голову. Густые непокорные волосы падали на его крутой высокий лоб.

— Николай Николаевич, вы имеете в виду рекорд? — спросил Павел.

— Ну, голубчик, — рассмеялся Семашко, — будет рекорд или не будет — это еще бабушка надвое сказала. Пока у нас, товарищ корреспондент, только надежды. Замыслы и надежды… — Он снова задумался, и лицо его с сощуренными глазами, с резкими, похожими на шрамы, складками у рта приняло неумолимо властное выражение. — Да, так вот. Я уже говорил, что вы приехали очень удачно. Сегодня бригада Тимофея Малахова — это вы можете уже записать, — сегодня бригада Малахова начала рекордный цикл проходки. Повторяю, пока это только начало, но мы все надеемся, что к областной партконференции уже кое-что сможем подвести. Кое-что… Окончательный же результат должен быть к нашему празднику, к Дню шахтера.

Андрей стал быстро записывать в блокнот.

— Что, рекорд рудника? — спросил он.

— Нет, зачем же!

— Как, области?

— Видите ли, — дипломатично улыбнулся Семашко, — все это дело будущего. Но на всякий случай запишите лучшее достижение на рудниках страны. Попозже я припомню и зарубежное.

— Ого! — невольно вырвалось у Андрея. Не поднимая головы, он лихорадочно писал. Лицо его горело. «Нет, честное слово, сегодня удивительный день. Попасть на такое событие!»

— Николай Николаевич, — волновался Андрей, — я просил бы вас дать мне возможность поговорить с этими людьми.

— Это мы сейчас устроим. Павел Васильевич, вызовите, пожалуйста, пятый горизонт.

Павел прошел к огромному, директорскому столу и склонился над щитком с множеством рычажков, кнопок и лампочек. Назначение их было непонятно Андрею, но он старался ничего не пропустить. «Запомнить, запомнить все надо! — горячился он. — Все это может очень пригодиться».

Пока Павел негромко, но требовательно говорил что-то в небольшой, похожий на репродуктор ящичек, Семашко с удовольствием рассказывал Андрею:

— Рекорды у нас в один день не делаются. Не то производство. Бригаде приходится выполнять огромный цикл работ. Дело здесь зависит от организации, от умения людей. Важно продумать все: и подачу порожняка, и воздух, и — прямо скажем…

— Николай Николаевич! — позвал Павел.

— Простите, — извинился Семашко и придвинул к себе ящичек. — Михеев? Дайте Михеева… Михеев?

В ящике что-то пискнуло, Семашко подкрутил регулятор, и в кабинете послышался глуховатый далекий голос.

— Как там у Малахова? — громко спрашивал директор. Движением бровей он показал Андрею: дескать, слушайте, слушайте.

— А что ему сделается? — отвечал далекий Михеев с пятого горизонта. Андрею показалось, что голос начальника участка оскорбительно равнодушен. Он вопросительно посмотрел на Семашко, тот сделал знак рукой: дескать, не обращайте внимания.

— Ты мне философию не разводи, — раздельно и ровно говорил директор рудоуправления. — Спрашивают — отвечай.

— Я и отвечаю, — пробивался из ящичка голос.

— Как там у Малахова?

— А что ему сделается? Идет.

— Знаю, что идет. Я спрашиваю: как идет?

— Как, как… Как намечено было, так и идет!

Семашко в сердцах повернул рычажок.

— Вот упрямый человек, — проговорил он, крепко проводя ладонью по лицу. — В общем, товарищ корреспондент, мы всё вам расскажем по-нашему, по-рабочему, по-горняцки. А вы уж там оформите по-своему. Павел Васильевич, распорядитесь, пожалуйста, чтобы приготовили нужные цифры. Товарищу они пригодятся.

Павел вышел.

— Словом, слышали сами, — сказал Семашко. — Пока все идет хорошо. Будем стараться, чтобы ко Дню шахтера страна получила хороший подарок. От нас, от горняков.