Анна Караваева - Грани жизни

В груди у него вдруг стало легко и тепло, как бывало в дни далекой юности…

Слушая доклад Никиты Сергеевича Хрущева, Сковородин вспоминал разные встречи и беседы в дни своей последней заграничной командировки. В среде руководителей и рабочих станкостроительной промышленности стран народной демократии довелось ему участвовать в этих оживленных беседах о двадцать первом внеочередном съезде Коммунистической партии Советского Союза. Особенно молодым руководителям, пожалуй, впервые довелось осмыслить, что значит в большом, историческом смысле — семилетка! Совсем недавно это слово означало для всех короткий раздел во времени, когда ребенок готов только к первому классу школы. Семилетка историческая — это даже в начальной своей поре необозримая картина многих и многих событий и дел, начатых, приближающихся, предвиденных! А все это зримое, прочувствованное, схваченное воображением, глубоко познанное мыслью, с удивительно действенной силой показывает, что значит выигрыш во времени: один-два года, подумать только, а какие великие дела можно успеть сделать за такое короткое время!

«Конечно, каждый из нас понимает, — думал Петр Семенович, — какие громадные пласты познания нашего бытия подняла в народе партия за все эти годы. И все-таки сколько же в познании нового, порой даже неожиданного: еще неизвестных нам методов работы, новинок механики и автоматики, внутренних резервов, материалов… Действительно, всю жизнь мы глубже и глубже постигаем истину — действительность, окружающую нас!.. И попробуй забыть об этом, попробуй вообразить себя знающим все и всегда, от истока до конца, потеряешь очень много духовно и для работы».

Так временами в его мысли и впечатления на съезде врывались воспоминания о недавно пережитом. Однако все съездовское пересиливало, и брало верх сегодняшнее, происходящее на глазах, зримо и непосредственно действующее на мысль, чувство, воображение. С трибуны съезда, как широкая волна навстречу будущему, смело заявляли о себе невиданно обширные планы развития большой химии и научно-технических исканий в этой области; создание новых металлургических баз в Сибири, в Казахстане, и всюду, всюду многомиллионные массивы жилых кварталов. Строительство новых городов в тайге, в бывших солончаковых степях, на берегах молодых морей, сотни названий которых еще не успели нанести на карту. Крупное расширение уже существующих городов, заводов, новых ГЭС с их еще короткой, но яркой историей проходило в сознании Петра Семеновича нескончаемой чередой живописных картин, полных мира, спокойствия, свежего воздуха, тепла.

— Что говорить, на всех, на всех богатства работы и славы хватит с избытком! — сказал Сковородину в перерыве знакомый профессор, доктор экономических наук. Он поделился с Петром Семеновичем своими, как он выразился, «загадами» относительно некоторых глав своей новой книги, посвященной проблемам развития советской экономики в эпоху развернутого строительства коммунизма в нашей стране. На первый взгляд он, как доктор экономических наук, должен был заниматься фактами, цифрами, планированием и руководством промышленностью, сельским хозяйством и развитием техники, но разве можно недоучитывать значения в производстве того, что профессор называл «внутренними, психологическими факторами»?

— Они имеют колоссальное морально-трудовое значение, — с увлечением повторял сорокапятилетний доктор экономических наук. — Разве можно сравнить настроение в труде нашего производственника и, например, рабочего в США, на заводе какого-нибудь монополиста?

У Сковородина и профессора оказалось общее представление о настроении рабочего в монополистической промышленности. Рабочий монополии всегда дрожит от предчувствия кризиса, безработицы. Его руки работают, но мысль его спит, да и зачем ей вмешиваться в чье-то, чужое дело? А для рабочего социалистической промышленности завод не только общее, но и его, личное, родное дело. Профессору довелось изучить множество материалов о промышленности разных стран, и он может доказать на множестве примеров, как велико значение «внутренних, психологических факторов» для труда решительно во всех областях человеческой деятельности, которая в СССР выше и производительнее, чем в странах капитализма. Кто и от кого вырвет «жирный кусок», если собственность на средства производства и технического прогресса — общая, всенародная? Ты участвуешь в этом бескрайнем процессе, ты вкладываешь в него всего себя, вдохновляешь других — и вот ты духовно силен и богат, не временно, не от случая к случаю, а от естественного, то есть наступательного движения жизни.

После вчерашнего заседания Сковородин решил немного пройтись. Отпустив машину, он неторопливо шагал по затихшей улице. Московские улицы вечером нравились ему не меньше, чем днем. Когда затихали дневной шум и суета, впечатления, казалось, более отчетливо и даже чуть сказочно впитывались глазами и сознанием. В угловом окне цветочного магазина, за высокими гранями стекол, отражающих уличные огни, стояли финиковые пальмы. Раскинув длинные ветви с перистыми листьями и скрещиваясь между собой, прекрасные деревья, казалось, стояли не в кадках, а в своей родной земле и опали, погруженные в глубокий сон, отдыхали от тропической жары. Книжный магазин, безлюдный и залитый ярким светом, казалось, был полон тихих звуков: как в одной детской сказке, ряды книг, пестреющие корешки на высоких полках, будто перешептывались между собой, рассказывая друг другу, что заключено в каждой из них. В кинотеатре шел последний сеанс, в окнах зала уже было темно, над главным входом одиноко светился матовый шар да над другой дверью сбоку жарко краснели слова: «Выход». На противоположной стороне, в здании студенческого общежития, в больших окнах цокольного и первого этажа сияли огни и мелькали танцующие пары.

Петр Семенович приостановился и подумал: «Наверно, очередную свадьбу справляют…». Ему сразу вспомнились домашние разговоры о свадьбе Галины и Пети и все веселые доводы сковородиновой семьи, что свадьбу разумнее всего отложить до переезда в новый заводской дом. А вот сейчас Галине не до смеха, и еще неизвестно, будет ли вообще эта свадьба. Да и разве только в ней дело сейчас? Петя Мельников, несмотря на горечь обиды, проявил такую силу воли и упорство в новаторском труде, что оказался в первом ряду самых уважаемых людей завода.

«После всего, что произошло за это время, было бы просто по-детски наивно воображать, что так просто разрешить тяжелое положение между мной и Мельниковым, его бригадой… чтобы восстановить добрые отношения, доверчиво смотреть в глаза друг другу — для этого надо найти прежде всего слова… хорошие, умные, «восстановительные» слова…»