Петр Капица - Завтра будет поздно

— Ну как — ваши комендоры не откажутся?

— Если стрелять по Керенскому — мы всегда готовы, — ответил моряк.

Прибыв в Петропавловскую крепость, моряки выкатили трехдюймовки прямо на пляж под деревья и стали разглядывать их. Пушки действительно оказались в плохом состоянии. Прицелов ни на одной из них не было.

— Н-да, из этих старушек много не настреляешь, — определили комендоры. — Но ничего, на Керенского сгодятся и такие. Мы в него хоть из водопроводных труб стрелять будем.

Комендоры «Авроры» толпились у шестидюймовой пушки и напряженно вглядывались в серую, едва приметную в густой мгле громаду Петропавловской крепости. Они ждали сигнала. Там впереди должен был загореться красный фонарь, извещающий о начале штурма.

Ветер усиливался. На взъерошенной поверхности Невы появились барашки. Склянки пробили половину десятого.

— Чего там в Петропавловской крепости копаются? — недоумевали авроровцы. — Сколько можно ждать?

Но вот с мостика послышалось:

— Сигнал… вижу огонь на стене крепости!

В темноте за мостом показался багровый огонь. Он колыхнулся и медленно поплыл вверх.

— Носовое, пли! — раздалась команда.

Длинное жерло шестидюймовой пушки рявкнуло так, что, казалось, дрогнул озаренный вспышкой мост, и грохот, похожий на все сотрясающий весенний гром, прокатился над вспененной Невой, над набережными, над площадью Зимнего дворца.

Словно эхо, из-под арки Главного штаба отозвалась пушка и послышалось далекое «ура».

Восставшие одновременно с трех сторон пошли на штурм.

Юнкера, засевшие за штабелями дров, не давали продвигаться вперед — стреляли из винтовок. На ровной и голой площади наступающим негде было укрыться.

Катя, прижавшаяся к стене под аркой, видела, как десятка три путиловцев устремились вперед. Они пробежали шагов двадцать и, приникнув к мостовой, дождались, когда подтянутся другие. Затем вновь вскочили, пригнувшись сделали несколько шагов и опять упали. Дальше их не пропускали пули, взвизгивающие над головой.

В это время красногвардейцам, наступавшим со стороны Александровского сада, удалось пробиться к высокой, искусно выкованной решетке Зимнего дворца. Они уже приближались к крайней баррикаде… И вот тут вдруг застрочил пулемет.

Красногвардейцы, не выдержав огня, залегли.

Моряки, притаившиеся за углом дома на Невском проспекте, видя, что атака срывается, сбросили с себя шинели, взяли в руки гранаты и, пригибаясь, бегом устремились к баррикаде.

Юнкера открыли частую пальбу. Матросам пришлось залечь. Но они не оставались на месте, а, по-пластунски извиваясь, подползали все ближе и ближе к дворцу.

Воспользовавшись замешательством юнкеров, головная группа путиловцев и матросов прорвалась за баррикады и через ворота ринулась во двор Зимнего дворца.

В пылу атаки храбрецы не заметили, как оторвались от всей массы наступавших и оказались в тылу у противника. Их было немного — человек двадцать. Им бы следовало повернуть назад и пробиться к своим, но они не думали об отступлении.

Обойдя часовых, они по двум лестницам проникли в главное здание. Где-то здесь в одной из комнат скрывались министры Временного правительства.

За баррикаду больше никто не пробился. Наступавшие откатывались назад. Стрельба ослабела.

— Где же те, что прорвались? — спрашивала Катя у пробегавших бойцов.

Но ей никто не мог толком ответить. Одни утверждали, что человек сорок пробились к Эрмитажу на Миллионную улицу, а другие нехотя говорили:

— Остались за баррикадами, видно, в плен попали.

Заседание Второго Всероссийского съезда Советов открылось поздно вечером, но Владимир Ильич не спустился в актовый зал, он оставался на третьем этаже в комнате Военно-революционного комитета. Сейчас на съезде делать нечего. Было бы, конечно, здорово явиться всей фракции большевиков и объявить: «Временное правительство арестовано… Вся власть перешла в руки Всероссийского съезда Советов!» Но Зимний еще не взят, и неизвестно, когда это произойдет.

Неясность положения тревожила Ильича: «Ну, что там тянет Подвойский со своей тройкой? Неужели не понимает, что выжидание опасней всего: разлагаются не только обороняющиеся. То, чего без всяких потерь можно добиться сегодня, завтра станет недоступным. Бескровных революций не бывает. Эх, надо было послать более энергичных людей! Сейчас решают не дни, а минуты и даже секунды. Меры истории, когда неделя не срок, нужно отбросить, сейчас действуют меры войны. Необходимо наступать и наступать. Министры каким-то способом еще связаны с внешним миром. Они договариваются о помощи. В городской Думе уже началась истерика: там призывают пойти умирать вместе с Временным правительством. То же самое может произойти и на открывшемся съезде Советов. Ведь прибыло много бундовцев, эсеров, меньшевиков».

Владимир Ильич написал еще одно письмо Подвойскому и, послав с нарочным, открыл окно, стал вслушиваться.

В городе, казалось, шла обыкновенная будничная жизнь. Еще кое-где ходили трамваи, высекая дугами искры, мирно светились окна домов и уличные фонари. Только вокруг Смольного пылали костры, под деревьями стояли кони, двуколки, походные кухни, легкие пушки. Сновали люди, с треском подкатывали мотоциклы. Где-то на западе колыхалось зарево и по облакам скользили лучи прожекторов.

Еще недавно оттуда доносилась пальба, взрывы, неясный стрекот пулеметов. И вот опять все стихло. «Неудача, что ли? Или вмешался кто-нибудь? Хоть сам отправляйся туда!»

— Владимир Ильич, — окликнул вошедший Свердлов. — Есть донесение. В Зимнем во время обстрела началась паника… дворец покинули ударницы женского батальона, и, воспользовавшись переполохом, за ними выскочило много юнкеров и прапорщиков. На баррикадах остались самые отъявленные.

— Нечего с ними церемониться. Взять приступом. Нельзя больше тянуть.

— Я так и сказал нашим. Есть новости о противнике. После истерических воплей деятели городской Думы вышли на улицу и процессией двинулись по Невскому. Впереди городской голова Шрейдер. Шли с фонарями и зонтиками. На мосту у Казанского собора их задержали матросы. «Куда?» — спросил один из них. «Мы идем ко дворцу умирать вместе с нашими избранниками-министрами», — трагическим голосом ответил Шрейдер. Но матрос не понял его. «Умирайте дома, — сказал он. — Здесь болтаться с зонтиками нельзя!» И что вы думаете? Думские деятели, стеная и оглашая улицу проклятьями, погасили фонари и повернули назад.

— Так с ними нужно поступать и впредь. Категоричность матросов мне нравится. А что сейчас на съезде?

— Продолжается говорильня. Бундовцы и правые эсеры истошными голосами требуют прекратить стрельбу по Зимнему. Они называют нас зачинщиками гражданской войны.