Петр Капица - Завтра будет поздно

Возвращаясь, Зиновьев рассуждал: «Значит, Ленин всерьез думает о восстании. Хочет повторить недавние события. Это определенно безумие!»

Но когда он вошел в шалаш, Владимир Ильич уже крепко спал. А у него под боком посапывал Коля.

«Вот и поговорили!» — рассердился Зиновьев.

Выйдя из шалаша, он подбросил в угасающий костер несколько поленьев и, раздосадованный, уселся на чурбан.

Поднявшееся над лесом солнце позолотило край озера. Вокруг на разные голоса заливались пичуги, радовавшиеся теплу, а обросший бородой человек не замечал ликования природы. Его заботила лишь дума о том, как скорей покинуть этот лес.

В полдень к покосу приблизилась лодка. Встревожась, Зиновьев разбудил Ильича и Колю. Те, выбравшись из шалаша, поспешили к озеру и стали всматриваться.

— Наша, — определил Коля. — Кондратий, кажется, он так веслами машет.

Мальчик не ошибся. Это был Кондратий. Он привез судки с едой. День был жаркий, парень взмок за веслами. Лицо его покрывали капельки пота.

— Может, выкупаемся? — предложил Владимир Ильич.

— Хорошо бы, — обрадовался Кондратий.

Раздевшись, они втроем бросились в воду и почти одновременно нырнули… Коля первым появился на поверхности, Кондратий всплыл секунд через тридцать, а Ильич дольше всех пробыл под водой и вынырнул далеко в стороне.

Оставив Колю на отмели, Кондратий поплыл за Ильичем. Ныряя, они перекликались меж собой.

— А тут уже глубоко… дна не достать!

— Я достал… только вода холодней, ключи, видно, есть.

Потом, бултыхаясь, они принялись вытворять в воде такое, что Зиновьев, обеспокоясь, потребовал:

— Возвращайтесь-ка назад… довольно!

Но пловцы, видимо, не слышали его. Они удалялись то саженками, то на боку, то повернувшись на спину и работая лишь ногами.

Подхватив судки, Зиновьев пошел к шалашу. Коля же, натянув штанишки и рубашонку, несколько раз свистнул пловцам и побежал догонять его.

Пловцы показались на берегу минут через пятнадцать. Они прыгали то на одной ноге, то на другой, вытряхивая из ушей воду.

— Коля, зови их обедать, — приказал Зиновьев мальчику.

Коля засунул два пальца в рот, пронзительно свистнул. Ильич и Кондратий поняли его, замахали в ответ руками и стали одеваться.

Они приближались к костру словно давние друзья-ровесники. Владимир Ильич рассказывал что-то забавное, потому что Кондратий то и дело прыскал со смеху.

— Ну, что же вы так долго? — упрекнул Зиновьев. — Обед опять остыл.

— А вы почему не освежились? — спросил Ильич.

— Нет никакого желания резвиться, — буркнул Зиновьев.

Владимир Ильич посерьезнел, вгляделся в Зиновьева и спросил:

— Чем вы недовольны?

— Я уже говорил, лесная жизнь не по мне.

— А вы старайтесь не замечать неудобства. Держитесь естественней и свободней. Вы же молодой человек, не мне вас учить, как надо радоваться жизни. Встряхнитесь!

Николай Александрович вернулся на покос не один, он переправил на лодке члена Центрального Комитета Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Владимир Ильич обрадовался Дзержинскому. Поспешив навстречу, он протянул обе руки.

— Очень хорошо, что вы здесь. О многом надо посоветоваться.

— А я к вам не с пустыми руками… Позвольте вручить… вышли первые пять тысяч.

Говоря это, Дзержинский вытащил из кармана еще пахнущую типографской краской небольшую брошюру и с поклоном преподнес ее Ильичу.

— Наконец-то! — бегло взглянув на обложку, воскликнул Ленин. — Многострадальная книжица, перемытая в семи водах!

Сколько он потратил труда на эту брошюру! Одних только выписок было двадцать тетрадей.

Владимир Ильич, полистав брошюру, стал разглядывать обложку, на которой крупными буквами было напечатано: «Империализм, как новейший этап капитализма».

— А почему не обозначен издатель? — спросил Ильич. — Кто решился выпустить ее?

— Максим Горький, в своем издательстве «Парус». Осторожность, видимо, заставила выпустить без эмблемы.

— Испугался?

— Не думаю. Горькому легче было отказаться от нее, а он выпустил — и в такой сложный момент. Кто прочтет брошюру, поймет, что обвинение в шпионстве — бред, для вас невозможны сделки с германским империализмом. Брошюра поступила на склад партийного издательства. Бонч-Бруевич намерен широко распространить ее.

— Спасибо… Большое спасибо. Очень приятный подарок, — поблагодарил Владимир Ильич. — Чем же мне вас угостить? Может, рыбной ловлей?.. Рыбацкой ухой?

— О том и другом мечтаю.

— Ну и замечательно. Коля, вытаскивай бредень, — попросил Владимир Ильич. — Будем гостя эксплуатировать.

Коля мгновенно выполнил просьбу и кликнул Кондратия.

Бредень был большим, каждому нашлось дело: Владимир Ильич с Кондратием, забравшись по горло на глубину, заводили крылья и тянули их к берегу, Николай Александрович следил за «маткой», а остальные шумно шли по краям, не давая рыбе уходить в стороны.

Сделано было три захода, и все удачные: рыбы наловили и на уху, и про запас, чтобы отправить Надежде Кондратьевне.

Вволю накупавшись, Дзержинский вышел на берег и сказал:

— Вот это жизнь! Соблазнили. Готов вместе с вами скрываться у этого озера до самой осени. Принимаете?

— Нет уж, походите в легальных, — возразил Ленин. — Вы нам в Питере нужней. Кто же будет восстание готовить, боевые отряды создавать?

— А уже назрело?

— Назреет.

Когда все собрались у костра, Владимир Ильич спросил у Емельянова:

— Николай Александрович, вы ведь в Пятом году добывали оружие. Как это делалось?

— Хитрить приходилось. Занумерованную винтовку не вынесешь. Таскали по частям. Одни по стволам специализировались, другие по затворам, а я деревянные ложа добывал. Ложевые сараи, как и теперь, почти не охранялись. Подгребешь на лодке к сараю, отогнешь подгнившие от сырости нижние доски и… давай выуживать. Трудней было с патронами. Но и тут приспособились. Каждое ружье заводом проверялось на стрельбище. Патроны выдавались по счету — двадцать пять штук на винтовку. Мой отец пристрельщиком работал. Контролер не мог проверить, сколько раз он выпалит. Оставшиеся патроны прятал и нам отдавал. Мы свой арсенал за озером имели.

— А сейчас такую добычу оружия нельзя наладить?

— Как нельзя? Можно, только постарели все. Нет уж прежней прыти.

— Я тебе, папа, помогу, — вдруг предложил Кондратий. — У наших ребят кое-что припрятано.

— Чудеса! — удивился Николай Александрович. — Владимир Ильич, что такое вы с ним сделали? Прямо колдовство! Ну что ж, сын, по рукам, таким ты мне больше нравишься.

НОЧНАЯ ТРЕВОГА

Мучаясь бессонницей, вновь и вновь обдумывал Зиновьев свое положение.

Ну сколько можно прятаться в этом лесу? Время покосов скоро кончится. Куда денемся? Ленин словно не замечает окружающего, живет на болоте как дома.