Петр Капица - Завтра будет поздно

Разговор с Зиновьевым все же оставил у Ильича неприятный осадок: почему марксист вдруг хочет понять оппортунистов «по-человечески»? Правда, им и прежде не раз овладевали колебания…

Серго Орджоникидзе получил задание тайно съездить к Ленину и посоветоваться: как строить работу дальше?

Боясь привлечь внимание шпиков, Серго на нескольких трамваях доехал до Приморского вокзала и там, купив билет до Сестрорецка, выбрал вагон потемней и уселся в уголок.

Поезд по Приморской линии едва тянулся. Внутри вагона, переполненного дачниками, было душно, Серго вышел на площадку. Здесь дышалось легче.

В домах приморских поселков уже зажглись огни. Орджоникидзе почему-то вспомнилась французская деревенька Лонжюмо, где он учился в партийной школе. Ему тогда не удалось дослушать всех лекций. Владимир Ильич послал его в Россию восстанавливать разгромленные охранкой партийные организации. Как и теперь, приходилось остерегаться слежки. Даже своим товарищам по школе Серго не сказал, куда едет, а придумал какую-то неотложную операцию горла, которую якобы могли произвести только в Париже.

Сколько станций и полустанков увидел он, пересаживаясь из поезда в поезд! В каких только вагонах не приходилось ему бодрствовать по ночам, прислушиваясь ко всякому подозрительному шороху.

Сейчас, он чувствовал, никто за ним не следит.

Не доезжая одной станции до Сестрорецка, Серго спрыгнул и направился в малонаселенную часть поселка.

Под ногами хрустел песок. В темноте трудно было разглядеть название улиц. Серго плутал, опасаясь спросить у прохожих, где живет Емельянов.

На верандах особняков светились огни, играли граммофоны. Слышались смех и звон посуды. Дачники, несмотря на тревожное время, веселились.

Только через час или два Орджоникидзе нашел емельяновский дом. Пройдя во двор, он тихо постучал в стенку сарая.

Дверь открыла заспанная женщина. Серго шепнул заученные слова пароля. Она задала несколько вопросов и, убедившись, что перед ней не шпик, ушла в дом и вскоре вернулась с мальчишкой лет одиннадцати.

— Идите за Колей, — сказала женщина.

Орджоникидзе откланялся и пошел за босоногим проводником по каким-то закоулкам к озеру. Там стояла лодка. Они столкнули ее на воду. Мальчишка сел за руль, Серго — за весла, и они поплыли по темной глади спокойного озера.

Ночь была теплая и безветренная. Ничто не нарушало тишины, только в камышах всплескивала рыба.

Переправившись вдали от огней поселка на другую сторону озера, Коля пошел по едва приметной тропинке среди кустов. Орджоникидзе, решив, что Ленин с Зиновьевым живут на какой-то даче, доверчиво шагал за юным проводником.

Под ногами скользила влажная от тумана земля. Домов не было видно, только где-то вдали мигали огоньки. На небольшой поляне Коля остановился и, засвистев снегирем, позвал отца:

— Пап… а пап! К тебе кто-то приехал.

Из-за стога сена вышел человек в русских сапогах и рабочей куртке. Серго поздоровался с ним и, объяснив, зачем он явился сюда, попросил:

— Нельзя ли побыстрей отвести на дачу?

— На какую дачу?

— Ну, на ту, где живет Ильич.

— Я не знаю такой дачи…

Получался какой-то нелепый разговор. Из-за стога вышло еще двое в пальто, накинутых на плечи. Они негромко поздоровались. Орджоникидзе не хотелось ни с кем знакомиться, он сухо ответил им и, уже сердясь, обратился к мальчику:

— Коля, ты куда меня привел?

В это время невысокий незнакомец подошел вплотную к Орджоникидзе, хлопнул его по плечу и, смеясь, спросил:

— Что, товарищ Серго, не узнаете?

Перед Орджоникидзе стоял — безусый, с бритым подбородком— Ленин, а рядом с ним бородатый Зиновьев.

— Прошу к огню, — пригласил Орджоникидзе Владимир Ильич. — Мы как раз собираемся ужинать.

Он повел Орджоникидзе к потрескивающему костру. Там на газете, постланной на траве, лежала краюха хлеба, несколько картофелин и небольшая селедка.

— Прошу прощения… стола и стульев не имеем, — извинился Ильич. — Устраивайтесь как удобней.

При свете костра они съели разделенную на пять частей селедку с печеным картофелем, выпили по кружке горячего, попахивающего дымом чая без сахара и пошли беседовать в «апартаменты». Так Владимир Ильич шутливо величал шалаш.

Кругом было тихо, только пищали комары, да изредка слышался свист крыльев диких уток, перелетавших с болот на озеро. Серго стал рассказывать о Питере.

Вести не радовали. В городе продолжались обыски и аресты, Каменев уже был в тюрьме. Пулеметчиков, вызвавших волнения в столице, по приказу Керенского безоружных вывели на площадь перед Зимним дворцом и там заклеймили позором. Серго видел, как вели солдат без ремней, чтобы отправить на фронт, у наказанных лица были бледными, а глаза горели злобой.

— Теперь городской комитет обосновался на Выборгской стороне, — сообщил Орджоникидзе. — В наш район каратели не суются, боятся, что нос прищемим. Настроение постепенно улучшается. Даже есть такие, что поговаривают: «Вот увидите, Ленин в сентябре будет премьер-министром».

— Те, кто верит в это, близки к истине, — вставил Владимир Ильич. — Две недели назад Советы без особого труда могли взять власть, — не без горечи сказал он, — но меньшевики и эсеры испугались, выполнили требования кадетов. Этим они себя дискредитировали. Советы стали жалким придатком Временного правительства. Большевикам придется снять лозунг «Вся власть Советам» и готовить вооруженное восстание. Да, да. Мирный период развития революции кончился, наступает другой, чреватый взрывами. Будем накапливать оружие, обучать рабочих. Власть придется брать силой. Восстание, я думаю, назреет к сентябрю — октябрю…

Серго был потрясен: «Как же так? Нас только что расколотили, партия существует полулегально, а Владимир Ильич предсказывает через два-три месяца победоносное восстание. Вот здорово!»

Владимир Ильич заговорил о том, как следует действовать Петроградской организации, сообразуясь с обстановкой. Кроме подготовки боевых отрядов необходимо создавать подпольные типографии, и статьи, которые нельзя будет поместить в легальных изданиях, печатать в нелегальных листках…

Орджоникидзе покинул шалаш окрыленный. Провожать его вышел Зиновьев.

— Видишь, товарищ Серго, как сложно стало с Лениным, — сказал он. — Все только о восстании. Прямо одержимый!

— Очень хорошо, что у Ильича боевое настроение! Ты знаешь, как обрадуются наши товарищи, узнав об этом? Качать меня будут, — заверил Орджоникидзе. — После беседы с ним я прямо пьяный, петь хочется!

У лодки, спрятанной в камышах, их поджидал Николай Александрович. Орджоникидзе прошел на корму. Емельянов столкнул лодку на более глубокое место и, забравшись в нее, подналег на весла. Камыши зашуршали и скрыли их.