Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

Группа Лариона, находившаяся в засаде в соседней балке, бросилась на выстрелы. Земля содрогалась: казалось, она то опускалась, то приподнималась под копытами коней.

Басмачи от неожиданности растерялись. С двух сторон гремели выстрелы и неслись вскачь всадники. Двор был окружен.

— Ура-а-а! — крикнул Ларион.

— Ура-а-а! — подхватили остальные.

— В горы прорываться! — успел выкрикнуть Укет, и в тот же момент из двора отчаянной гурьбой вырвались басмачи. Сперва они бросились навстречу доброотрядцам, затем круто свернули и, отстреливаясь на скаку, врассыпную понеслись в горы. Тьма моментально поглотила их, только слышались удары копыт о землю.

Отряд бросился вдогонку. Сапарбай сгоряча тоже поскакал вслед за басмачами. Его жеребец понесся во весь карьер, настигая кого-то скачущего впереди. Это был Осмон. Сапарбай обогнал его и, чувствуя, что силы быстро покидают его, сбавил бег жеребца и крикнул поравнявшемуся с ним Осмону:

— Скачи, догоняй, Осоке!..

— Что случилось, Сапаш?

— Кажется, пуля задела меня.

— Где?

— На, возьми ружье, руки слабеют.

Продолжая скакать, Осмон наклонился к Сапарбаю, взял у него из рук ружье. Сапарбай сидел в седле, согнувшись, прижимая рукой бок. Он закачался из стороны в сторону и проговорил хриплым голосом:

— Плохо мне, Осоке. Кто еще есть поблизости?

В это время их догнал Абдиш. Он заехал с другой стороны и поддержал Сапарбая под руку:

— Что случилось, байке?

— Это ты, Абдиш? О дорогой мой! — в первый раз простонал Сапарбай, тело его пылало жаром. — О-о, жизнь покидает меня. Будьте живы… Обманули, собаки… На меня не смотрите… догоняйте, мы не должны их упустить!..

— Враг не уйдет! Не падай духом, Сапаш! — сказал Осмон.

Сапарбай вдруг пригнулся и, почти лежа на гриве коня, стал говорить слабеющим, прерывающимся голосом:

— Прощай, светлый мир, прощай, земля родная… Прощайте, отец, мать, любимая, верная Зайна моя… Прощайте, друзья… Молодая жизнь… Прощайте-е!..

Абдиш, всхлипывая, заплакал.

Под тяжелым покровом ночи лежала земля, глухая к мольбам умирающего. Вдали раздавались стихающие одиночные выстрелы.

С вечера большой колхозный табун пасся на опушке леса в широкой пади. Трое табунщиков, не слезая с седла, стерегли лошадей. Изредка переговариваясь между собой, они вдруг насторожились: жеребец, тревожно всхрапнув, навострил уши в сторону ущелья. На краю леса появился одинокий всадник, и не успели табунщики окликнуть его, как из леса выскочила группа верховых. Они пошли наметом прямо на табунщиков.

— Эй, кто вы есть?

Ответа не последовало. Заклацали затворы ружей.

— Если жизнь вам дорога, стойте на месте! — крикнул один из неизвестных, почти вплотную подскакав к табунщикам. Это были касеиновцы. Среди них были люди Укета. Еще прошлой ночью басмачи выследили место пастьбы артельного табуна и теперь пришли набегом. Они согнали табун в излучину леса на опушке, и один из ловких метких джигитов принялся набрасывать волосяной аркан на лошадей, которых указывал Касеин:

— Не видать ли серого киизбаевского жеребца?

— Лови буланого!

Кобылы ржали, загораживая жеребят. Табун, словно чуя чужую руку, в страхе метался, жался к лесу.

Через некоторое время каждый из бандитов повел на привязи по нескольку отборных лошадей. Большой ватагой двинулись они дальше по направлению к аилу. Касеин замышлял посадить на этих лошадей своих сородичей, навьючить поклажу и увести их за собой, но этому помешали доброотрядцы Самтыра. Когда с гор стала спускаться темная лавина, то доброотрядцы сначала приняли ее за возвращающийся табун. Но скоро они разглядели лица всадников и даже услышали знакомый голос Касеина, который говорил кому-то:

— Кажется, никто не поджидает нас! Бог даст, посадим жен и детей на лошадей и к рассвету выйдем на перевал.

— Самтыр! — тихо проговорила Бюбюш. — Они ничего не подозревают! Захватим их врасплох!

Но Самтыр поспешил. Он выстрелил, и доброотрядцы кинулись на басмачей:

— Стой, Касеин! Вам не уйти!

Касеиновцы, застигнутые врасплох, да к тому же обремененные лошадьми на поводу, панически бежали. Касеин пытался было остановить их, но никто не слушал его.

Шум, крики и выстрелы всколыхнули весь аил. Ревел и мычал скот, лаяли собаки. Кобылы, потерявшие жеребят, и жеребцы, рвущиеся на поводу у басмачей, тревожно и призывно ржали.

В полночь на дворе Саякбая раздались вопли плачущих людей. «Сапарбай убит!» — облетела аил черная весть.

В то время как аил скорбел, Иманбай, узнав о нападении саадатовцев, страшно перепугался.

— О боже, что делать теперь мне, жена? — спросил Иманбай.

— А что бы ты мог сделать? Сиди дома и не уходи, чтобы девчушки наши не боялись! — ответила Бюбю.

Иманбая рассердило спокойствие жены:

— Да ты что, баба, тронулась умом? Понимаешь ли ты или нет? — вскричал он.

— Да, я в своем уме! — удивилась Бюбю.

— Нет, ты не в своем уме! Как ты смеешь говорить, чтобы я спокойно сидел дома, когда басмачи напали на аил, когда убит Сапаш?

— Тогда садись на лошадь и вместе с другими отомсти за смерть батыра! — искренне сказала жена.

Иманбай чуть не опрокинулся на спину:

— Да вот я и говорю, что ты тронулась! Так и есть, ты сошла с ума этой страшной ночью.

Бюбю, не понимая, к чему он клонит, промолчала. А Иманбай, очень опечаленный, продолжал возмущаться:

— Эх, негодная ты, глупая баба! Откуда тебе знать, что творится в моей душе? Я стою словно бы с завязанными глазами на развилке дорог и не знаю, куда мне двинуться. Пойми же: Саадат — басмач. Он убил человека, угнал лошадей, всполошил аил, а ведь он мой родственник, мы с ним одной крови. Когда он убежал из подвала, то за него Шарше хотел раскулачить и сослать меня, а теперь, когда он убил человека… что меня ждет? Нет, не пощадят меня в этот раз! Да и Саадат не оставит меня в живых, прирежет, как черную овцу, если я не примкну к нему! Ты понимаешь это? А ты говоришь: «Сиди смирно дома!» Нет, теперь не жить мне в аиле спокойно! Раз убит Сапарбай, значит, пришло время свободы. А раз так, то что мне скажут тогда бай-манапы? Да они меня живьем сожрут, осиротят моих шестерых дочерей, тебя сделают рабыней и отберут у нас Айсаралу. А ты мне говоришь: «Сиди дома!» О негодная ты, глупая баба, хоть бы советом дельным помогла в трудный час!..

— Совет мой такой: не тревожь себя понапрасну, не теряй голову! — сказала Бюбю. — Зачем тебе самому называть убийцу-басмача своим братом? Не упоминай о нем, и никто не будет знать этого!

— О негодная ты, глупая! — взвыл Иманбай. — Да как я могу отречься от родственника одной со мной крови, одного со мною предка? Вот поэтому и говорят: «Жена — враг». Эх, что мне делать с тобой!