Николай Фомичев - Неожиданные люди

Самый верный и короткий путь был в том, чтобы сдружиться со своим начальником. Сдружиться же со Стрельчуком значило с ним пить, а точнее говоря — поить его за свой счет, как поили его прорабы (и, кстати, больше всех — Кочергин, сам большой любитель выпить), — в их строительном управлении была традиция такая — угощать начальство, маленькое и большое: с каждой получки рабочие приглашали в кафе мастера, мастера — прораба (случалось, и Вадима тоже), прорабы — начальника участка, а начальники участков устраивали ежемесячные «сабантуйчики» для начальника СУ и главного инженера. В принципе Вадим ничего не имел против такой традиции: почему бы, в самом деле, иногда не дать разрядки утомленным нервам и не поплакаться друг другу на житуху, погоготать над острым анекдотом, — и такое общение было необходимо для этих людей, смысл жизни которых был в работе, только в ней одной. Но стать собутыльником Стрельчука — это было выше сил Вадима, и не потому, что он не был пристрастен к выпивкам и, следовательно, не мог составить интересной компании человеку, который водку пил как воду (он мог, к примеру, хлопнуть один за другим пару стаканов «Столичной» и, без малейших признаков опьянения, поехать на планерку в СУ), а просто потому, что все в этом человеке вызывало в Вадике протест: его фигура, не по годам массивная, как у сердечника, непропорционально маленькая голова и толстое, мясисто-красное лицо, самым характерным для которого было выражение самодовольства, и в особенности — трубные звуки его поистине луженого горла — главного инструмента его успешного руководства участком, инструмента, который мог, однако же, мгновенно переладиться на мирное звучание мурлыкающего кота, когда Стрельчук давал ответ начальству. Эта внутренняя неприязнь к нему, тщательно скрываемая Вадиком, но каким-то непонятным образом угаданная Стрельчуком, как видно, и была причиной антипатии его к молодому прорабу, так что, в любом случае, рассчитывать на благорасположение Стрельчука Вадику не приходилось. Вторым был путь открытого конфликта с попыткой вывести на чистую воду негодное администрирующее руководство Стрельчука — путь, как быстро понял Вадик, совершенно нереальный, так как Стрельчуку с его авторитетом старожила стройки и дружескими связями на всех иерархических ступенях «Рудстроя» ничего не стоило изобразить неопытного Вадика злостным клеветником, чтобы затем изгнать его из управления. Третий путь — взывание к могущественной «руке», с помощью которой можно сбросить Стрельчука, — был еще более утопичным за неимением у Вадика каких-либо видов на приобретение высоких покровителей, но именно обдумывание этой утопии натолкнуло Вадика на мысль обратить на себя внимание высокого начальства какой-нибудь дерзкой инженерной инициативой. Эта мысль увлекла его, а вскоре родилась идея и самой инициативы — построить крупноблочный дом методом монтажа «с колес». Этот метод Вадик знал детально, потому что в свое время выбрал его темой курсового проекта по строительному производству; в «Рудном» его пока не применяли, но Вадик был уверен, что эту идею поддержат: метод был прогрессивным и, в случае удачного использования, мог принести добрую славу руководству стройки.

Замысел свой Вадик тщательно обдумал и с голословным предложением к начальству не пошел, а попросил Селиванова притащить домой чертежную доску, ватман и засел за проект организации монтажа «с колес» конкретного жилого дома, строительство которого ему предстояло начать в будущем квартале. Над проектом он корпел по вечерам, изредка советуясь с Жоркой, светлую голову которого ценил. И Жорка Селиванов не остался безучастным, а, загоревшись замыслом товарища, предложил предусмотреть монтаж не из обычных блоков, с их уныло-серой, безликой фактурой, а из блоков, офактуренных архитектурным раствором своей собственной разработки. Он потащил Вадима в крупноблочный цех и показал там несколько опытных блоков: их розовато-мраморная фактура поразила Вадима своей красотой, но самым удивительным было то, что этот «розовый мрамор» Жорка получил, при содействии лаборатории завода, из обыкновенных красных глин в сочетании с жидкостекольным цементом. Выпуск промышленной партии блоков намечен был на будущий квартал, то есть как раз успевал к началу строительства Вадиком нового дома, и он, не долго думая, решил: монтаж запроектировать из Жоркиных архитектурных блоков.

Работая над проектом, Вадик все прикидывал: к кому же пойти с предложением?.. Выходить на Стрельчука было рискованно: он мог похоронить идею Вадика единственно из нерасположения к нему, после чего обращение к руководству СУ выглядело бы как вызов мнению Стрельчука и усугубило бы и без того нелегкие отношения между ним и Вадиком; по этой же причине опасно было и сразу обращаться в СУ, минуя Стрельчука… «А пойду-ка я к Медведю!» — вдруг решил Вадим и на том остановился. Медведев, или «Медведь», как прозвали его строители за сходство с этим зверем, был главный инженер «Рудстроя», и, по положению, он возглавлял ОИР [2] ОИР — общество изобретателей и рационализаторов. , так что Вадик, чье предложение по масштабам реализации выходило далеко за рамки возможностей СУ (поскольку сама идея работы «с колес» предусматривала тесное взаимодействие ряда смежных предприятий) и было уже компетенцией треста, имел полнейшее моральное право обратиться непосредственно к Медведю.

Проект организации работ «с колес» был Вадиком исполнен с полной выкладкой его графических способностей: страницы пояснительной записки, испещренные каллиграфически-стройными строчками текста, напоминали благородные страницы древних арабских рукописей, а чертежи, на оформление которых Вадик времени не пожалел, могли бы сделать честь любой архитектурной мастерской; при этом ватманский лист, изображавший в цвете фасад смонтированного здания, выглядел особенно впечатляюще: мраморно-розовые тона фактуры в контрастном сочетании с молочно-белыми линиями блочной разрезки, и все это, разумеется, в обрамлении голубых облаков и зеленых насаждений. Именно этот чертеж, единственный, и удостоился чести быть развернутым рукой Медведя — на остальные материалы он даже не взглянул, схватил идею Вадика с первых же поясняющих слов. «Что ж… заманчиво… заманчиво», — бормотал Медведь, косолапо развалившись за огромным письменным столом, и глазами, скрытыми за толстыми линзами очков, медленно водя над самым ватманским листом, словно стараясь разглядеть что-то очень важное, хотя разглядывать было нечего: картинка как картинка, без всякой инженерной информации. И, задумчиво выпятив толстые свои губищи, отчего его большое, умное лицо напомнило обиженного мальчишку, Медведь неожиданно покраснел (возможно, от мысли, что эта идея в голову не пришла ему, техническому идеологу, по должности обязанному осваивать инженерные новинки) и сожалеюще сказал: «Раньше мы не могли строить «с колес»: промышленная база наша слабовата была. А теперь, с пуском крупноблочного цеха… что ж, попробуем… попробуем…» И, помолчав, добавил, внимательно взглянув на Вадика: «А это вы здорово придумали, опробовать при монтаже архитектурные блоки…» Вадик молчал, слегка волнуясь неизвестностью. «В следующую пятницу будем вас слушать на техническом совете», — сказал Медведь и протянул Вадиму кряжисто-кривую руку.