Сарвар Азимов - Узбекские повести

Камал обернулся к юродивому, тот крепко спал, зажав в худой руке кусок лепешки. Парни посматривали на него со страхом. Камал взял подушку, осторожно подложил ее старику под голову, тот подобрал ноги, сжался в комок, но лепешку из скрюченных пальцев не выпустил. Одежда на нем была чистая, в последнее время его обстирывала Нигора. По сухому лицу старика пробегали чуть заметные судороги — тело и дух человека точила болезнь, шла невидимая, непонятная, таинственная борьба.

— А что принес этот сумасшедший? — спросил Араш.

— Ты же видел. Коробочку хлопка, — сказал Камал. Он взял со своей койки старый ватник и укрыл им спящего.

— Зачем тебе?

— Это не простая коробочка, братец, волшебная. — Камал улыбнулся.

— Смотри, ака-мулло, как бы по дружбе и тебе не передалось, — ехидно сказал Акрам и, подмигнув товарищам, покрутил пальцем у виска. — А то похоже, ты тоже веришь каким-то небылицам.

Камал хмуро глянул на Акрама, и парень осекся.

— А вы скептик, Акрам-ака, — ввязался Араш. — Верно, вам в детстве сказки не рассказывали.

— Не морочь мне голову, — лениво отмахнулся Акрам. — Вон Камал их и теперь слушает, а что из этого получается? Дивы из сказок бросили его сюда, в пустыню? — Акрам насмешливо покачал головой, усмехнулся, показав желтые, прокуренные зубы. — Знаем мы этих дивов!

— Ладно, хватит, — оборвал парня Камал и вышел из вагончика. За ним вышел Араш.

Ураган кончился, установился сильный ровный южный ветер.

Поле, час назад зеленевшее всходами хлопчатника, было серым, голым, безжизненным. Всюду песок. Лишь тамариски, на колючках которых не задерживается пыль, сумели уцелеть, хоть и поредели их ряды, они удержали свой скромный зеленый наряд и поблескивали иглами. Теперь, через два-три дня они зацветут. Жизнь заиграет всеми своими красками, может быть не очень яркими, но стойкими. И чем дольше вглядываться, тем красивее будет казаться этот небогатый пейзаж. Даже в смертоносный летний зной на Маханкуле не прекращается жизнь, цветут удивительные цветы, утром и вечером щебечут птицы. Тамарисковые заросли — это своеобразный пустынный лес. Надо его сохранить. Во что бы то ни стало. В конце концов, тут круглый год можно пасти скот. Ведь освоить — это не значит непременно перепахать, полностью разрушить складывавшиеся тысячелетиями биологические сообщества! Нужно умело взять то, что можно взять без вреда для этой хрупкой природы!

— Сегодня обязательно апа примчится, — прервал мысли Камала Араш. — Наверное, испереживалась из-за урагана. В кишлаке он тоже понаделал бед.

Камал кивнул головой, он брел краем поля и по щиколотки проваливался в наметенный песок. Его мысли переключились на Малику. Конечно, переживает. Тут небольшой участок, и то день и ночь в беспокойстве и заботах, а она отвечает за весь колхоз. Он не мог не посочувствовать председательше. Вдоль дренажной канавы идти было легче. Суслик, разгребавший свою норку, увидев людей, юркнул обратно. Рядом, у самых ног, оставляя извилистый след, пронесся варан, достигнув кустарников, обернулся, замер, раскрыв пасть с огненным языком.

Араш попробовал в двух-трех местах разгрести песок, достал бледные слабые стебли ростков.

— Ака-мулло, посмотрите!

Но Камал сам разгребал обеими руками песок, пальцами нащупывал ростки, но находил под толстым слоем песка только безнадежно голые стебельки. Камал, увязая в песке, метался по всему полю, пробовал копать в разных местах, все не мог согласиться с тем, что хлопчатник погиб полностью. Но везде было одно и то же. Напрасно в глубине души Камал успокаивал себя, что как бы то ни было, а половина, ну хотя бы четверть всходов уцелеет. Не уцелели!

— Бросьте, ака-мулло, бесполезно, — сказал Араш, сердцем чувствуя состояние бригадира. — Видно, и в этом году дело у нас не пойдет.

Камал поднял с горстью песка оторванный ветром росток. Песок сбежал меж пальцев.

— Эх, сколько добра пропало!

— Да, прямо ветер унес. В прошлый год, помните, тоже ведь занесло, но не так сильно. Всходы сами сумели пробиться через песок.

— Хотелось бы знать, ака-мулло, кто же это придумал сеять хлопок в Маханкуле?

— Теперь это не имеет значения, — помолчав, ответил Камал, сердито махнул рукой и, проваливаясь в песок, побрел по полю.

— Какой вы интересный, ака-мулло, — возмутился Араш, поспевая за широко шагавшим Камалом, — зачем же мучить людей, тратить такие средства, раз тут не будет хорошего урожая. Здесь хлопок, наверное, вообще не может произрастать. Недаром же тут раньше пасли скот. А теперь надумали сажать хлопок. Что-то я в толк не возьму. Ну, не растет хлопок, растет трава, правильно? Да? Ведь нужно и скот кормить?

Камал не отвечал любопытному Арашу, но слова горячего умного парня задевали за больное в душе бригадира. Какой смысл теперь, по щиколотку утопая на занесенном песком бывшем поле, обсуждать, целесообразно ли было распахивать Маханкуль и высевать тут хлопок.

— Смотрите! Смотрите! Я вам говорил, что апа прилетит? Вот и она! — Араш кивнул на дорогу, где мчалась, поблескивая стеклами, голубая «Волга». Она повернула к полевому стану. Из пыльной машины вышла Малика. Вид у нее был энергичный, но по неуловимым приметам чувствовалась в ней неуверенность и растерянность, да и было отчего растеряться. Освоение Маханкуля — ее идея. Об этой инициативе говорила вся область, и даже по республике прогремела эта весть, но вот уже второй год, а урожаев не добились, посевы не только не покрывали затраты, но приносили прямой и ощутимый убыток хозяйству.

Малика поздоровалась со всеми молча, долго пожимая руки, так приходят в дом умершего. Постояли, помолчали, потом Малика с нарочитой бодростью произнесла слова, явно приготовленные заранее.

— Сколько бы природа ни противилась нам, мы ее все равно одолеем. Мы не будем ждать милости, мы научимся преграждать ветры. И Маханкуль мы все-таки покорим, правильно? Верно я говорю, товарищи?

Похоже, Малика хотела убедить прежде всего именно себя, а не этих усталых, запыленных с ног до головы людей. Глядя на бледные щеки председательши, ее впалые от бессонницы глаза, Камал пожалел ее. И для чего тебе, девушка, столько хлопот?

— Я уже распорядилась, завтра привезут семена. Не теряя ни минуты, начнем пересевать. Будет туго — пришлю помощь.

— Поздно. Теперешний посев не успеет вызреть, — тихо и спокойно возразил Камал. Он не хотел вступать в спор с председательшей, но как агроном и промолчать тоже не мог.

Малика резко повернулась к Камалу, сверкнули гневом ее запавшие глаза, казалось, она хотела испепелить его взглядом.

— Ну, если вы так говорите, чего ждать от остальных? — Малика отвернулась от Камала, ее взгляд скользил по занесенной песком пашне, где вместо живой зелени хлопчатника покачивались призрачные шары перекати-поля. — Надо верить в свое дело, а? Без этого ничего не получится. Я вас не узнаю, Камал. У вас опустились руки перед трудностями, так и скажите!