Тиркиш Джумагельдыев - Настырный

— Что ж ты, сынок? Неужто не знал, что схватят? Бежать бы тебе!..

Нет, не похоже, что все в этой толпе так уж согласны с Осман-баем… Осман-бай силой заставил народ прийти сюда. Холодным взглядом окидывает он толпу, отыскивая преданные, раболепные физиономии. Их нет. Почти нет. Не радует людей предстоящая казнь.

— Народ! Слушай меня!

Осман-бай выкрикнул эти слова густым, хрипловатым голосом. И откуда он в такой тощей груди?

— Я буду говорить! Вы собрались, чтобы выслушать меня, и я благодарен вам за уважение! — Теперь он говорил тише, не напрягая голос, уверенный, что все будут внимать ему безмолвно. — Особенно я благодарю аксакалов, мне понадобится сегодня их совет. Вы уважаете меня, я уважаю вас. Потому я и просил вас собраться.

Люди молчали. Лишь несколько одобрительных возгласов было ответом Осман-баю. Сапар приподнял голову, исподлобья оглядывая собравшихся. Я пригнулся, прячась за высоким стариком, Сапар не должен меня видеть.

— Люди! — продолжал Осман-бай. — Не похвально у нас с вами получается. Не даем мы отпора врагам. А пока красные не почувствуют настоящую силу, они нас в покое не оставят. Сегодня на рассвете эти злейшие враги рода человеческого опять совершили налет на станцию. Было много жертв. Погиб полковник, любимый слуга белого царя. Конечно, так ему на роду было написано, иначе всевышний не допустил бы его гибели. Он был не хуже мусульманина, этот белый начальник!

Если мы не проявим твердости, если допустим, чтоб в стране верховодили богохульники, значит, мы отступили от праведного пути! Это говорю вам я, это же скажут вам святые отцы! И тем, кто помогает поганым безбожникам, — Осман-бай приподнялся на стременах и высоко взмахнул плетью, — тем, кто продает свой народ, свою веру, не место среди правоверных мусульман! Третьего дня один из ваших односельчан опозорил свою деревню. Вместе с поганым кяфиром он повредил железную дорогу…

— Бай-ага, — послышался голос из толпы, — а кто их убил, Хуммета и того, русского? Мы хотим знать.

— У полковника надо было спрашивать. Опоздал, парень. — Мурад-бай засмеялся.

Осман-бай повысил голос:

— Кто бы их ни убил, им нет места на нашем кладбище! Это мой приказ. И если кто ослушается приказа, юго ждет судьба этого выродка, — Осман-бай плеткой указал на Сапара. — Люди! Я призвал вас, чтобы спросить: какого наказания заслужил отступник, изменивший своему народу? Повесить его или живым закопать в землю?

Толпа зашевелилась, но голосов не было слышно. Старики переглядывались, храня невозмутимое молчание.

Кажется, баю это не понравилось. Он откашлялся, дернул узду, заставив коня сделать несколько шагов вперед, повернул его вправо, потом влево и закричал, привстав на стременах:

— Говорите, люди! Не бойтесь!

— А в чем его вина? — крикнул кто-то из дальних рядов.

— Вина?! — голос бая прозвучал угрожающе. — Вы спрашиваете, в чем его вина? Он освободил преступника! Устроил побег неверному! Он кяфир и предатель! Вдвое кяфир и предатель — он освободил красного, убийцу своего родного брата!

Толпа угрожающе загудела.

— Не верьте ему! — раздался высокий голос Сапара. — Не верьте!

Осман-бай несколько раз с силой взмахнул плеткой. Сапар смолк.

К толпе обратился Мурад-бай.

— Что ж, соседи, — миролюбиво начал он. — Темнеет уже, чего ж даром время терять. Осман-баю нужно согласие на казнь. Мы, туркмены, с незапамятных времен беспощадны к врагу, так завещали нам предки. Человек, подавший врагу руку помощи, — тоже наш враг. Хуже чем враг!

Мурад-бай замолчал, считая, что сказал достаточно. Люди тоже молчали. Было тихо, лишь издалека доносился истошный собачий лай. Осман-бай недовольно косился в ту сторону, словно собака лаяла на него. Кто-то кашлянул. Потом где-то возле Осман-бая раздался низкий, глуховатый голос:

— Я вот одного никак в толк не возьму, бай-ага…

Осман-бай повернул коня в сторону говорившего. Мне была видна только приплюснутая с редкой шерстью шапчонка. Я приподнялся на носки, но лица говорившего не увидел, он был мал ростом.

— Мы тут про врагов толкуем… Этот начальниц, какого красные убили, как там вы его зовете…

— Да как бы ни звали, — раздраженно отозвался Осман-бай, — говори, что хочешь сказать.

— А я то и хочу сказать, что по-вашему выходит, тот убитый не враг нам был… Вроде друг даже… А люди его до сих пор нас мордуют! Ведь последнюю овцу отымают! А Хуммет, бедняга, или вот этот парень, получается, враги! Их убивать надо… Не пойму. Ум за разум заходит…

В толпе зашумели.

— Да не слушайте вы его! — громко выкрикнул Мурад-бай. — Раз у него такой племянник, как Ахмед, от него ничего путного не дождешься. Тебе, Нумат, только людей в сомнение вводить. Неужели мы станем жалеть кусок хлеба для тех, кто обороняет нас от красного дьявола…

— Тебе-то что! — тотчас отозвался Нумат. — Ты всегда свое богатство сбережешь. А у нас последнюю козу уводят…

В толпе захохотали, и все голоса покрыл громкий насмешливый голос Нумата:

— Я им вместо козы пса своего подсунул. Нагрянули в деревню солдаты того самого, ну которого не выговоришь, учуяли, навозом пахнет, и в хлев. А у меня там Аджар привязан. Крик подняли: зачем собаку в хлеву держишь? А я говорю, баранов вы всех свели, вот я и привязал собаку. Берите, коли нужна. У меня еще одна осталась. Взяли. И псом не побрезговали, Теперь за мной очередь…

— На кой ты им сдался! — выкрикнул какой-то весельчак. — Собака хоть лаять может, за ногу схватит, если что. А тебе и куснуть нечем. Три зуба, да и те от ветра шатаются.

По толпе прокатился смешок. Осман-бай, разгневанный, привстал на стременах.

— Люди! — громко произнес он и умолк, ожидая тишины. — Я собрал вас сюда не для веселья. А ты, Нумат, держал бы язык за зубами. Пожалеешь, да поздно будет!

— Да где их взять, зубы-то?.. — Нумат громко рассмеялся.

Осман-бай натянул поводья.

— Ты меня не гневи, бездельник, — прошипел он, тесня Нумата конем. — Я твой поганый язык вырву! — И он отвернулся, показывая, что считает Нумата недостойным дальнейшего разговора. — Люди! Мне не нравится то, что происходит. Вы слушаете недостойные речи и не даете отпора болтунам. Может, потому этот нечестивец и был пойман здесь, возле вашей деревни. И Ахмед-разбойник шатается где-то поблизости, значит, тоже находит у вас прибежище. Я уверен, что кяфир и отступник, который стоит сейчас перед нами, из одной шайки с бандитом. Все это опасно, люди! Очень опасно! Я позвал вас, чтобы вместе решить, как нам бороться с этой нечистью, а вместо разумного совета слушаю пустую болтовню. Это не по обычаю. Скажи, Кадыр-ага, я не прав?

Высокий, представительный старик, стоявший неподалеку от Осман-бая, откашлялся, готовясь ответить. Сразу стало тихо. Видимо, от старика ждали достойного ответа.