Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

Единственный стихотворный сборник будущего прозаика, редактора журнала «Континент».

«И вышла, – вспоминает Булат Окуджава, – наконец, маленькая книжечка очень плохих стихов, потому что я писал – ну о чем я мог? – я писал стихи в газету к праздникам и ко всем временам года. Значит: весна – стихотворение, зима – стихотворение, по известным шаблонам» (цит. по: М. Гизатулин . С. 214–215).

На Х Международном кинофестивале в Канне (1957) фильму присужден Специальный приз жюри «За оригинальный сценарий, гуманизм и романтику».

«После XX съезда КПСС, – как указывают Виктор Бердинских и Владимир Веремьев, – освобождено подавляющее большинство заключенных, арестованных по политическим статьям. Если в 1954–1955 годах лишь менее 90 тысяч человек из них были выпущены на свободу, то в 1956–1957 годах Гулаг покинуло уже около 310 тысяч „контрреволюционеров“. На 1 января 1959 года в лагерях оставались 11 тысяч политических заключенных. Чтобы ускорить процедуру их освобождения, в ИТЛ направили более 200 специальных ревизионных комиссий, амнистировавших большое количество узников. Однако освобождение пока еще не означало реабилитации. За два года (1956–1957) реабилитировано менее 60 тысяч человек. Подавляющему же большинству пришлось ждать многие годы, а иным и десятилетия, чтобы получить желанную справку. Тем не менее, 1956 год остался в памяти людей как год „возвращения“» ( В. Бердинских, В. Веремьев . С. 117).

Вновь арестована и осуждена в 1957 г. См. 1965 г.

По делам 1937 и 1941 гг. По делу 1929 г. будет реабилитирован (посмертно) только в 2000 г.

В 1957 г. посмертно восстановлен в Союзе писателей СССР.

В этом же году восстановлен в СП СССР

В этом же году восстановлен в СП СССР.

«Они хотели сделать из меня врага народа, но не смогли. Партия, ЦК КПСС пришли ко мне на помощь и вернули в жизнь, разоблачив негодяев! Как хорошо, что есть на свете справедливость», – 15 февраля комментирует в дневнике эту новость сам Жигулин (цит. по: В. Колобов . Читая дневники поэта. С. 193).

В этом же году посмертно восстановлен в Союзе писателей СССР.

По делу 1938 г.

В этом же году посмертно восстановлен в Союзе писателей СССР.

Членство в Союзе писателей СССР восстановлено в 1957 г.

Членство в КПСС и в Союзе писателей СССР восстановлено в 1956 г.

Луиджи Лонго – заместитель генерального секретаря ЦК Итальянской компартии.

Договор за № 8818 находится в фондах РГАЛИ (Ф. 613. Оп. 10. Ед. хр. 7728), что позволяет оспорить идущую от Е. Б. Пастернака датировку этого события 7 января.

Как рассказывает Олег Табаков, снимавшийся в этой ленте, «незадолго до окончания монтажно-тонировочного периода фильма „Саша вступает в жизнь“ (другой вариант названия „Саша выходит в люди“), были опубликованы роман Владимира Дудинцева „Не хлебом единым“ и рассказ Александра Яшина „Рычаги“. Тогдашние клевреты из идеологических холуев Никиты Сергеевича Хрущева не только быстро разнюхали эти „очаги инакомыслия“ в литературе, но и стали шарить по другим видам искусства. <���…> В отношении кинематографа был намечен объект главного удара – фильм Швейцера по сценарию Тендрякова.

Молотили Швейцера дружно и настойчиво» ( О. Табаков . Т. 1. С. 159).

После многочисленных пересъемок картина вышла в ограниченный прокат, но практически была положена на полку. В 1988 году фильм был выпущен в изначальном виде под авторским названием «Тугой узел».

«Характерно, что на московском собрании художников в декабре 1956 г. не были избраны делегатами Первого Всесоюзного съезда советских художников такие мастера, как А. М. Герасимов, Е. В. Вучетич, М. Г. Манизер, С. М. Орлов, А. И. Лактионов, В. П. Ефанов, Н. В. Томский, Г. И. Мотовилов, Ф. П. Решетников, А. М. Грицай, П. П. Соколов-Скаля, П. А. Кривоногов, Н. Н. Жуков.

Б. В. Иогансон, хотя и был избран делегатом, но по числу полученных голосов занял одно из самых последних мест (157 место из 173)» (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 606).

Поэтому Оргкомитету Союза советских художников СССР было предложено «обеспечить избрание в качестве делегатов съезда выдающихся живописцев и скульпторов Москвы, Ленинграда и Киева на собраниях художников в союзных республиках. Предоставить для этого республиканским союзам художников право провести дополнительные выборы делегатов в связи с увеличением численного состава этих союзов» (Там же. С. 610).

А. Гиневский докатился «в конце концов до критики и подрыва основы основ советского искусства», – 5 января 1957 года указала газета «Советская культура» в фельетоне «Дешевая слава» (с. 2), автором которого значится анонимный «Журналист».

По рассказу И. С. Черноуцана, в 1984 году записанному Натаном Эйдельманом, эти постановления «Никита хотел отменить, но Суслов предложил повременить; приказано их не переиздавать и не ссылаться…» (с. 296).

Появление этой статьи, как вспоминал В. Каверин, в газете, которой руководил тогда «В. Кочетов, убежденный сталинист, один из злобных губителей нашей литературы, человек с маниакальной направленностью ума», вызвало активные протесты. Так, Вс. Иванов направил в «Литературную газету» письмо, в котором заявил о своем выходе из редколлегии в связи с тем, что В. Кочетов «не желает считаться с мнением отдельных членов редколлегии» ( В. Каверин . Эпилог. С. 371) и что «ни тов. Еремин, ни кто другой не имеет права, критикуя, становиться в позу судьи и бездоказательно бросать политические обвинения!» (Там же. С. 372).

«Наша писательская общественность, – писал Вс. Иванов, – остро нуждается в атмосфере доверия и взаимного уважения, и редколлегия „Литературной Москвы“ за свою редакторскую работу вполне заслуживает поощрения и помощи от писателей» (Там же).

«Был у Казакевича, – 30 июня записывает в дневник К. Чуковский. – Остроумен, éдок по-прежнему. Говорили о Федине – и о его выступлении на пленуме. Федин с огромным сочувствием к „Лит. Москве“ и говорил (мне), что если есть заслуга у руководимого им Московского отделения ССП, она заключается в том, что это отделение выпустило два тома „Лит. Москвы“. А потом на Пленуме вдруг изругал „Лит. Москву“ и сказал, будто он предупреждал Казакевича, увещевал его, но тот не послушался и т. д. Я склонен объяснять это благородством Федина (не думал ли он таким путем отвратить от „Лит. Москвы“ более тяжелые удары), но Казакевич говорит, что это не благородство, а животный страх. Тотчас же после того, как Федин произнес свою „постыдную“ речь – он говорил Зое Никитиной в покаянном порыве: „порву с Союзом“, „уйду“, „меня заставили“ и готов был рыдать. А потом выдумал, будто своим отречением от „Лит. Москвы“, Алигер и Казакевича, он тем самым выручал их, спасал – и совесть его успокоилась» ( К. Чуковский . Дневник. С. 235).