Эдишер Кипиани - Девятые врата

Мы молчали. Потом я спросил:

— Ты любила его когда-нибудь?

— Только один день.

— Знаю, — прервал я, — тот самый день, когда вы расписались… до рассвета.

— Да, до рассвета! — повторила Майя, быстро взглянув на меня.

Майя училась на третьем курсе медицинского института, когда вышла замуж за Сергея. Он тогда работал в больнице — был ассистентом ее отца. Не знаю, как это случилось. Как они отступили от мечты.

Духовно богатый и сильный человек может ввести женщину в новый мир, сделать ее счастливой.

Такого мира Сергей, наверно, создать не мог. Может, из-за большой разницы в возрасте. Сергей всячески оберегал «своего ангела» (так он называл Майю)… О разводе не было и речи, но «ангел», окончив институт, расправил крылья и полетел за Кавказский хребет, в Тбилиси. Сергей часто приезжал ее навестить.

Однажды я встретил Майю на спуске Элбакидзе. Она была очень взволнована, щеки у нее пылали от гнева. Это было вскоре после смерти отца. Я остановил ее.

— Что с вами?

— Ничего! — ответила она, продолжая свой путь, немного, правда, замедлив шаг.

Она не хотела говорить, а мне не хотелось спрашивать вторично. Она шла впереди меня, оставляя за собой слишком сильный, но приятный запах духов.

— Какие у вас хорошие духи, Майя! Как они называются?

Только я это произнес, как она остановилась, раскрыла коричневую сумочку на длинном ремешке и заглянула в нее. Запах усилился.

— Ой, пузырек сломался! — с сожалением воскликнула она, осторожно двумя пальцами доставая осколки и бросая их под дерево. Она доставала осколки и выбрасывала, но они все не кончались.

— Так ничего не выйдет. — Она достала из сумки гребешок и четырехугольное зеркальце и протянула мне. — Простите, Бакар, но вам придется подержать это минутку.

Потом она передала мне паспорт и золотые часы без браслета, потом мокрый от духов розовый платочек и деньги. Пустую сумку она вытряхнула. Нежно зазвенели об асфальт мельчайшие осколки стекла.

— Вы что, уронили сумку?

— Нет!

— Ударили обо что-нибудь?

— Да… об голову! — сердито ответила она.

— Об голову? — удивился я.

— Я зашла в магазин выпить воды, — она посмотрела в сторону проспекта Руставели, — меня окружили ребята, стали болтать глупости.

— Ну и что дальше?

— Никак не отставали…

— И тогда?

— Тогда я ударила одного сумкой по голове…

Она протянула руку за своими вещами. Я все отдал ей, кроме паспорта.

— Можно, я посмотрю твою… вашу фотографию?

— Пожалуйста.

Я раскрыл ее паспорт. На этой девической карточке у Майи было такое детски-наивное выражение лица, что я полюбил ее в эту минуту еще сильнее. Я не мог оторвать взгляда от карточки. Тогда я думал, что никогда больше ее не увижу, и хотел навсегда запомнить Майю в юности.

— Какая ты была очаровательная! — невольно вырвалось у меня.

— Давай! — Майя, наверное, обиделась, забрала у меня паспорт и потрясла им в воздухе, чтобы высушить.

— Раскрой, иначе не высохнет! — посоветовал я.

Майя послушалась, отделила друг от друга слипшиеся страницы и вдруг поднесла паспорт к самым глазам. Потом она обратила ко мне посветлевшее и удивленное лицо и воскликнула изменившимся голосом:

— Боже мой, я свободна, Бакар, свободна!

Она, как ребенок, подпрыгивала на месте, словно танцуя. Подол ее платья описывал в воздухе изящные спирали. Я стоял, удивленный, оглядываясь по сторонам — не привлекает ли поведение Майи внимание прохожих. Потом Майя подбежала ко мне совсем близко, чуть не касаясь щекой моего лица, и раскрыла передо мной паспорт.

— Погляди… Ничего нет!

Штамп регистрации брака под воздействием спирта бесследно исчез.

— У нас есть еще бензин? — Голос Майи отвлек меня от мыслей. Стрелка стояла на нуле.

— Кончился!

— А как же мы едем?

— Тихо! — приложил я палец к губам. — Машина еще не знает, что бензин кончился.

Майя рассмеялась, привлекла меня к себе и поцеловала.

Через минуту мы стояли на дороге и махали каждой проезжающей машине.

— Я не должна была говорить — и машина бы не догадалась, что нет бензина, — улыбнулась Майя.

— Да, не должна была… Иногда и людям не следует указывать на их недостатки, тогда они и сами их не замечают…

— Когда это «иногда»?

— Когда они думают, что хорошо прячут свои печали, а на лице, кроме печали, ничего не написано.

— Ты ошибаешься! — Майя нагнулась и сорвала у края дороги одуванчик. — Я не скрываю никаких печалей. Я просто думаю.

— Это одно и то же.

— Не хочу — и все же думаю, все время думаю… Не о Сергее… чем больше проявляет он свою любовь, тем… — Майя не кончила, сильно дунула на одуванчик.

— А о ком же ты думаешь?

— Об Элико! Я сделала ее несчастной.

— Глупости! Ты не любишь Сергея, а я не люблю Элико. Мы любим друг друга, и в этом никто не виновен…

— Гогита?!

— Мой сын?

— Да! Его же ты любишь?

— Ну и что с того?

— А то, что ты два месяца не видел его… Бакар, я не хочу, чтобы меня проклинали…

— Глупости!

— На улице каждый мальчик напоминает мне Гогиту. Они смотрят на меня, и я не знаю, что думать, может кто-нибудь из них в самом деле Гогита.

— Может быть. Но он не знает тебя.

— Эх, что ты знаешь о детях!

— Подожди, я сейчас… — Я сорвался с места, увидев остановившийся поодаль грузовик.

Через двадцать минут мы уже сидели в хашурском ресторане, в маленьком кабинете, стены которого были обиты темной плотной тканью.

Официант принес бутылку «Свири». Мы наполнили бокалы, чокнулись, мелодично зазвенел хрусталь. Майя немного отпила и поставила бокал на стол.

— Бакар, я не рассказывала тебе?.. Когда я училась в школе, по соседству жила одна старуха, она была верующая, я не раз заставала ее на коленях перед иконой. Она очень меня любила… Однажды она завела меня в свою комнату и, как страшную тайну, доверила: я, говорит, каждую ночь слышу во сне колокольный звон… И звон-то такой, что колокола обязательно должны быть золотые… Вот уже год, как со мной это происходит.

— А потом?

— Потом она стала смотреть на меня очень сердито, редко разговаривала. А еще позже призналась: после того как я тебе это рассказала, колокола перестали звонить. Я боюсь, говорит, нет ли в тебе злого духа?..

— Почему ты это вспомнила?

— Если бы эти колокола раздражали старуху, беспокоили бы, не давали бы ей спать, она могла рассказывать об этом всему городу, они бы не перестали звонить, а напротив — звонили бы еще упорнее, но поскольку они доставляли ей удовольствие, нашли причину — и перестали…

— Колокола?!

— Да, колокола… Так же, как твоя машина нашла причину и остановилась.

— Майя, ей-богу, я не понимаю, что ты хочешь этим сказать… Я, наверное, опьянел… Не обижайся… объясни мне… очень тебя прошу…