Роман Ругин - Ранний ледостав

А Айнэ теперь, когда первое слово было сказано, больше не чувствовала, как минуту назад, никакой неловкости и действовала смело и напористо.

— Ты ведь в Пулнгават Вош из-за павших оленей ездил, правда?

Но он настолько ушел а свои размышления, что не сразу и расслышал, что говорит ему Айнэ.

— Карыкур! — дернула она его за рукав. — Да ты не хочешь, что ли, мне отвечать? Не хочешь, да?

Карыкур взглянул на нее непонимающим взглядом. «Ах да! Она же, кажется, спросила, зачем я в город ездил». Ответил уклончиво:

— Может быть и из-за оленей… А ты-то откуда знаешь?

— А уши для чего? Ваш этот, горластый, сказал. Лозар. Вот я, Карыкур, и пришла узнать: олени, что — и в самом деле отравились?

— В самом деле, — с каким-то даже злорадством ответил ем Карыкур. «Ну и что, — думал он, — что он даст тебе, мои ответ? Картина теперь ясна, результатов анализа не изменишь ни ты, ни твой Яша… Но чего же тебе все-таки надо? Об этом — зачем ездил да каков анализ — вполне можно было спросить и по телефону. Значит, что-то еще. А что? Неясно, Непонятно…»

— Я тебя, Карыкур, вот о чем хочу попросить, — Айнэ, будто в волнении, терла пальцами лоб, словно как следует обдумывая самое важное; но он вдруг поймал на себе ее острый, брошенный исподтишка взгляд и понял, что все у нее давно обдумано и решено. — Ты можешь сказать, что этот самый порошок нашел не в кузове?

— Как не в кузове? — переспросил Карыкур. — Что-то не понял.

— Ну не в брошенной машине, а скажем, где-то еще… Разве мало места вокруг буровой? Да вся лесотундра — конца и края не видно.

— Опять не понял, Айнэ. Во, собачий узел, что-то никак в толк не возьму. Какое это теперь имеет значение? Олени-то все равно отравились…

— В том-то и дело, Карыкур, что имеет значение. Для меня — даже огромное.

— А ну, объясни толком…

— Если в кузове — значит, Яша… мой муж отвечает. А если еще где-то, тогда, Карыкур, другие люди виноваты будут. А других много — концов не найдешь. Попробуй-ка разберись — в экспедиции вон сколько народу. Не одна буровая. Поди, отыщи виноватого…

— Интересно, Айнэ, говоришь. Интересно. — Карыкур пристально посмотрел на нее. — Еще раз, пожалуйста, растолкуй мне, что меняется, если порошок обнаружен не в машине?

— Ой какой же ты непонятливый, Карыкур. Как и раньше… Если не в машине — тогда Яшу никто не сможет объявить виноватым.

— Яша… Яша… — повторил он несколько раз с издевкой и злостью. — Все равно не пойму, при чем тут твой Яша. Он что, шофером работает? Он, я слышал, у тебя какой-то начальник, нет?

— Все правильно ты слышал, Карыкур, — сказала она с гордостью. — Начальником базы производственного отдела. За все перевозки на буровых отвечает.

— Ах, вот оно что… — Карыкур прошелся взад-вперед под елью; Айнэ не спускала с него ждущего взгляда. — Яша, значит, начальник… Я слышал, его теперь еще выше хотят посадить. Повыше этой ели…

— Ну хватит паясничать, Карыкур. Дело слишком серьезное. — Айнэ резко встала с бревна, подошла вплотную и сказала, требовательно глядя ему в глаза: — Ты должен помочь мне, Карыкур. В той машине, ну где остался порошок этот, вместе с шофером и Яша мои ехал.

— Ну вот, теперь мне все ясно. Вот где, значит, собачий узел завязан…

— Что тебе ясно-то? Он ни в чем не виноват! Он мне рассказывал: выехать им пришлось ночью, вьюга была сильная. Не успели отъехать — застряла одна машина у какого-то там ручья, провалилась. Ну возились они, возились — так вытащить ее и не смогли. А надо ехать — последний рейс, работы на той буровой закончились. Вот и пришлось ее бросить. Не веришь — можешь сам у Яши спросить…

— Значит, бросили они ту машину…

— Яша объяснил: старая уже машина, чуть ли не списанная.

— Ну да, старая… Стало быть, и машину бросили, и все что в кузове было.

— Ну почему же. Яша говорил, они вроде все оттуда забрали, на другую машину перегрузили. Но ведь вьюга, ночь — могли этот порошок случайно и не заметить.

— Случайно, — зло передразнил Карыкур. — Все у них случайно. А из-за этой случайности вон сколько оленей перегибло! — Он опять начал размахивать от волнения руками. — И все из-за Яши твоего, из-за растяпы! Все из-за Кулика этого, болотной птицы… Да ему-то что? Прокричал на одной кочке — на другую перелетел.

— Не смей! — закричала Айнэ. — Не смей оскорблять человека! Он муж мой.

— Муж! — весь передернулся Карыкур. — Хорош муж, который двух жен имеет!

Кровь отлила от лика Айнэ, оно перекосилось от ненависти.

— Да как же ты… Какой же ты, оказывается, злобный, низкий! — Она резко рванулась к нему, будто собираясь ударить. — Прекрати про это, я тебе запрещаю, слышишь! — И вдруг вся сникла, торопливо отвернулась от него и, поднося руки к лицу, медленно пошла к чурбаку. — Это только мое дело, Карыкур… Мне с ним жить…

— Да захочет ли он жить-то с тобой? — Карыкур понимал, что зря говорит все это, не то говорит, но ничего не мог с собой поделать. — Возьмет да еще и третью жену себе найдет. Долго ли ему… Ты вроде тихая, смирная. Да еще хантыйка. Не то та — Лена, кажется, зовут. Та ученая, знает, как за себя постоять…

Если бы Карыкур хотел именно этого, то мог бы считать, что своего добился: слова его задели Айнэ за самое больное место. Видно, она и сама не однажды думала об этом, мучилась. Сердце ее не выдержало — она разрыдалась, худенькие плечи вздрагивали. Видно было, что она старалась сдержаться, но ей это не удавалось — он слышал всхлипывания, какие-то тоненькие ноющие звуки.

Но вовсе не этого добивался Карыкур, ему ведь хотелось сделать больно не ей — ее подлому Яше… Он готов был броситься к Айнэ, успокоить ее, приласкать и обнять, посадить на колени и утешать, как маленькую. Но это было невозможно, и он, чтобы не смотреть на нее, плачущую, отошел за ствол ели, отвернулся, ожидая, когда она придет и себя.

Тронутый слезами, Карыкур готов был простить ей все — если бы она, конечно, попросила сейчас у него прощения…

Полагая, что после такой душевной встряски Айнэ будет счастлива вспомнить то время, когда они встречались, горячо любили друг друга, строили планы на будущее, он уже собирался подойти к ней, сесть рядом и заговорить о прошлом, как она вдруг резко подняла голову, отыскивая его взглядом. К удивлению Карыкура, она справилась со своей слабостью довольно быстро. А когда он решил, что может, не смущая ее, посмотреть ей в лицо. Айнэ уже спокойно утирала слезы с бледных щек и слегка покрасневших глаз.

О, это была уже совсем другая Айнэ: не та, жалкая, раздавленная, которая только что сидела и плакала, а та, прежняя, уязвленная непрошеным вторжением в ее нелегкую личную жизнь. И тем прежним голосом она вдруг сказала:

— Ну так что, Карыкур, как мы решим?

Он замялся, ошеломленный таким оборотом, не нашел сразу, что ей сказать. Тогда Айнэ, не дождавшись ответа, спросила в лоб: