Роман Ругин - Ранний ледостав

Ответ был неопределенным.

Опунь налег на греби и так рванул лодку, что едва не вывалился за борт.

— Эй! — услышал он за спиной. — Шнур! Ты забыл шнур!.. Возьми, понадобится!

Но Опунь даже не обернулся.

Рыбалка с Тикуном не задалась.

Опунь вернулся в поселок. Возле пристани покачивалась на волнах бударка старика Семко, неподалеку, словно рыбина, уткнувшаяся носом в песок, лежала на боку колданка Ай-Вани. Но ни председателя, ни Семко поблизости не было. И это обрадовало Опуня. Ему никого сейчас не хотелось видеть.

Опунь уселся на грубо сколоченный ящик для рыбы и стал смотреть на видневшийся вдали мыс Порах Нел. «Одноплечим», то есть одиноким мысом зовут его местные жители.

Ни да ни нет…

«Неужели и я останусь одноплечим? — с грустью подумал Опунь. — Ведь кроме Тутьи, мне никто не нужен…»

Выглянувшее из-за облаков солнце осветило верхушку мыса, Опунь усмехнулся, ему вспомнилась легенда, связанная с Порах Нелом, которую он слышал еще в детстве. Самое удивительное, что героиню этой легенды звали Тутья!

…Когда-то, в давние времена, гласила легенда, жил на еще безымянном тогда мысу смелый охотник по имени Нятама. Быстрыми были его ноги, крепкими руки. Самого сильного лося мог затропить он в снежную пору, одной стрелой мог сбить летящего гуся, а капканы на зверя ставил так хитроумно и ловко, что ни осторожной лисе, ни разбойнице-росомахе не удавалось их обойти. Своим хулты-пуном [9] Хулты-пун — ловушка для рыбы. Нятама не раз вылавливал из Оби больших осетров, а о прочей рыбе и говорить нечего — она сама так и шла к нему в сети. Всего у Нятамы было вдоволь: и запасов съестных, и мехов драгоценных. Одного не хватало удалому охотнику — счастья. Не было у него ни жены, ни невесты. Один он жил, бобылем. Тоска съедала его сердце.

И вот однажды сидел на мысу Нятама, печально глядел на бегущую мимо реку. И вдруг парус чьей-то бударки. «Чей это парус?» — подумал охотник.

Когда суденышко подошло к берегу, он увидел, что правит бударкой мужчина, а на корме сидит нарядно одетая молодая девушка.

Внезапно налетел сильный ветер и понес бударку на каменный перекат. Словно вставшие на дыбы медведи, вспенились волны, ударил гром, и клокочущий водоворот в одно мгновение поглотил лодку. Только дно ее мелькнуло в ревущих бурунах!

Когда Нятама подбежал к воде, мужчины уже не было видно, а девушка, как-то вынырнув, еще цеплялась руками за борт разбитой перевернутой лодки. Охотник спустил свою высокую лиственничную колданку и поспешил ей на помощь.

— Кто ты? — спросил Нятама спасенную девушку.

— Я невеста того человека, который погиб, — ответила она и заплакала. — Он увез меня из селенья Порават. Мы собирались с ним пожениться.

— Как твое имя?

— Тутья…

Нятама взял ее, обессилевшую, на руки и понес в дом. Развел огонь, дал девушке сухую одежду, напоил горячим чаем, настоянным на брусничных и смородиновых листьях.

— Как ты красива, Тутья, — сказал он. — Никогда прежде не видывал я такой красоты!

Девушка и в самом деле была удивительно хороша. Нежнее первого весеннего цветка была ее кожа, ярче алой зари полыхал на щеках румянец.

На следующий день девушка заболела. Она бредила и стонала, металась в страшном жару. Словно малого ребенка, выхаживал ее Нятама: отпаивал травяными отварами, давал ей медвежью желчь, готовил сытную пищу.

Когда Тутья поправилась, Нятама спросил:

— Скажи, Тутья, могла бы ты стать моей женой?

Нелегко было вдове-невесте ответить на этот вопрос. Долго думала она, не одну чашку чая выпил за это время в сильном волнении храбрый охотник. Наконец Тутья сказала:

— Спасибо тебе, Нятама, за все! Ты жизнь мне спас, разве смею я тебе отказать? Но ведь я любила своего жениха… И не знаю, смогу ли полюбить тебя… Смогу ли принести тебе счастье…

— Но, может, со временем, сердце твое сжалится надо мной?

— Разреши мне пойти на берег. Я буду стоять там семь дней и ночей, прощаясь с душой моего жениха. А потом… отвечу тебе согласием. Ты же… всю эту неделю не приближайся ко мне.

Тутья встала у самой воды и устремила свой взор на речную глубь.

Так она провела семь дней и ночей. Солнце и дождь сменяли друг друга, а Тутья стояла, не шелохнувшись. Ветры несли на берег песок и мелкую гальку. Всю неделю не пила и не ела девушка, только дождевыми каплями, попадавшими ей на лицо, утоляла иногда свою жажду.

На седьмое утро, решив, что запрет уже кончился, охотник побежал на мыс… И увидел: девушку занесло песком — с правой стороны по самое ухо, с левой — до плеча. Принялся он ее откапывать, а она уж не дышит…

Так и осталась прекрасная Тутья верна своему жениху.

С тех пор мыс и прозвали Порах Нел, что значит: «Одноплечий».

…Тутья, Тутья! Чернокосая одноклассница Тутья!

Зря, наверное, Опунь задал ей свой вопрос, поспешил он со своим признанием, поступил необдуманно. И вот теперь не знает, чего ждать в будущем, на что надеяться.

Вдруг Тутья все-таки ждет Лялю? Что ему, Опуню, известно об их отношениях? Но ведь слышал же Оська собственное признание Тутьи, что отец хотел выдать ее замуж насильно! А еще рассказывал Оська, как был недавно с матерью в доме Ансема. Мать увидала Тутью, развешивавшую во дворе юколу [10] Юкола — вяленая рыба. , сказала хозяину:

— Хорошая у тебя дочь выросла, Ансем. Словно молодая березка, налита соком.

— А разве у меня может быть плохая дочь? — улыбнулся довольный Ансем.

— Не может, конечно. Твоя правда. Скоро, наверное, украсит она чей-нибудь дом, а?

— Украсит. Давно я об этом думаю…

— А люди говорят, Ансем, сваты Ляли Махсарова от твоего порога ни с чем уехали?

— Уехали, — буркнул Ансем. — Тебе-то какое дело?

— А в поселке болтают, будто ты Ярасима испугался.

— Я?! Попридержи свой язык, Сяня Нэ! Больно длинный! Смотри, как бы тебя самое не хлестнул!

— А в поселке болтают, — не унималась Оськина мать, — что у тебя с Махсаровым все слажено было, и калым они тебе большой обещали…

Ансем, по словам Оськи, с досады крякнул и тут же хватанул стакан водки.

— На Махсаровых свет клином не сошелся, — якобы ответил он. — Жених для моей Тутьи всегда найдется…

— Найдется, как не найтись! — поддакнула Сяня Нэ. — Зачем в ста уголках земли шариться? Вон у нас сколько добрых парней подрастает.

— Кто, например?

— Ну, кто-кто… А вот хоть бы Елин старший сынок — Опунь. Ладный парень…

Ансем подергал себя за короткие косички.

— Э, смеешься ты надо мной, соседка, что ли?

— Я не девчонка, чтобы смеяться попусту. Дело тебе говорю.

— Какое дело? Подумай сама! Знаешь, сколько моя дочь стоит? Самое меньшее — двадцать отборных оленей. Вот какова ей цена!