Роман Ругин - Ранний ледостав

Порывшись в мешках, старик отобрал несколько ненужных тряпок. Из сучьев соорудил что-то вроде каркаса. Замаскировал его травой и тряпьем.

— Глядите-ка, человек получился! — воскликнул с удивлением Карап. — Только уж больно страшный.

— Настоящее чудище! — засмеялся Тикун.

— Не чудище, а чучело, — поправил его Ансем. — Сейчас мы его к нашей рыбе приставим. Думаю, росомаха больше сюда не сунется. Лишь так ее запугать и можно, ворюгу лесную!

Ребята засмеялись, только Опунь, отойдя в сторону, помалкивал. Сын опытного охотника, он в такие игрушки не верил. Какой прок от тряпичного страшилища? Росомаха зверь коварный, смелый. Она обязательно снова найдет путь к их запасам. Помочь может только ружье. Его, Опуня, двустволка, из которой так метко стрелял отец…

В ставных неводах рыбы и сегодня оказалось много.

Двенадцать раз пришлось перетаскивать тяжеленную колданку к озеру. К полудню первый ставник был вычерпан.

— Отдохнем! — распорядился бригадир. — Пообедаем здесь же, на берегу, чтобы не терять времени.

Ребята сварили жирную нельму, до отвала наелись ароматной ухи. Потом, немного поспав, принялись выбирать второй невод.

Теперь, по совету Ансема, колданку на озеро возили втроем. Так дело двигалось чуть быстрее. Но все же после обеда, хоть они и плотно поели, силы были уже не те. Опунь не чувствовал ни рук, ни ног. Все чаще приходилось присаживаться, чтобы перевести дыхание. Они не разговаривали между собой, двигались, словно в каком-то полусне. Опунь откинул капюшон малицы: волосы на голове были мокры от пота. Превозмогая усталость, он тем не менее старался за двоих.

— Вижу, парни, тяжело вам! — успокаивал их бригадир. — Но ничего, потерпите. Скоро дневную норму выполним. Совсем немного осталось. Я-а!

— Может, завтра закончим, Ансем аки? — взмолился Карап. — Не могу больше!

— Так ведь и рыба больше не может! Тесно ей в неводе. До утра вся задохнется. Что тогда делать с ней будем? Выбросим?

— Нельзя выбрасывать! — сказал Опунь. — Председатель Ай-Ваня говорил: фронту наша рыба нужна. Для победы. Мы сейчас, Ансем аки, передохнем только…

— Хорошо, — согласился бригадир. — Перекур!

«Перекуривал» в бригаде он один, а ребята в своих облепленных глиной броднях просто повалились на землю. Комок грязи, случайно поддетый ногой Карапа, угодил Опуню в лоб.

— Ты что, ослеп? — в ярости заорал он на приятеля: уставший и взмокший, Опунь уже не владел собой.

— Чего кричишь? — с таким же раздражением вскинулся на него Карап. — Я же случайно.

— У тебя все случайно! Сухарики легкие подхватил, когда приехали, тоже случайно. Дрыхнешь утром дольше всех — и это случайно. Мы с Тикуном вдвоем до сегодняшнего дня в колданке надрывались, а ты у бригадира в бударке сидел, лясы точил — и это, скажешь, случайно?!

Маленькие глазки Карапа вспыхнули рысьей злобой.

— Тебе не нравится, что я с Ансемом аки разговаривал! А сам?! Только и мечтаешь, как бы к нему подлизаться! Думаешь, я не вижу? Не понимаю, в в чем дело?!

Сжав кулаки, Опунь бросился на Карапа. Но Тикун опередил его, заслонил собою приятеля.

— Вы что, ребята? С ума посходили? Подумаешь, комочек глины не туда отлетел! Меня тоже задело. Не в классе же мы — на рыбалке. Карап просто ногу не так поставил… подвернулась нога…

— Не так, не так, — пробурчал, отступая, Опунь. — Знаю его! Все у него не так…

Обошлось без драки. К счастью, и Ансем, покуривавший за ближним мыском, перепалки не видел.

Перекур окончился, бригадир снова взялся за сачок. Ребята, с трудом поднявшись, пошли к наполненной рыбой колданке. Ансем посоветовал перетягивать ее с помощью брезентовой лямки, потому что у всех, особенно у Опуня и Тикуна, ладони давно уже покрылись кровавыми волдырями. «Бурлаки впряглись в груженую лодку и поволокли ее к озеру. Легче не стало, но так, по крайней мере, можно было дать роздых саднящим ладоням.

Сделали еще с десяток ездок.

Начало темнеть.

— Ладно! Кончай! — крикнул наконец Ансем. — Хватит на сегодня.

В изнеможении ребята сели на землю и тупо уставились на речку. Перед запором вода словно кипела. То и дело выскакивали, изогнувшись дугой, маленькие нельмушки, со свистом проносились взад и вперед зубастые щуки, закручивая над собой воду воронками, толклись на одном месте мускулистые щекуры.

— Видеть ее не могу, — указывая пальцем на рыбу, признался Тикун.

— Чего это она разбушевалась? — спросил Карай.

— Выхода ищет. Нереститься пора, — пояснил Ансем. — Вот и торкается в невод, как безумная. И нам времени терять ни минуты нельзя! Жаль, что уже темнеет. А то бы еще поработали…

— Ой, Ансем аки! — только и вздохнул в ответ Тикун.

А Карап встал и умыло побрел в сторону зимовья.

— Подождет до утра. Никуда не денется, — бросил угрюмо через плечо.

— Куда ты торопишься? — окликнул его Опунь. — Постой. Дай дослушать разговор старого человека. Умник нашелся!

— Ладно, Опунь, — вмешался Ансем. — Не ругайтесь. — Он слегка кашлянул и поправил косички на голове. — А вот насчет рыбки — как знать! Все, что впереди, ребятки, темно.

— Почему? — спросил, не поняв, Опунь. — Раз рыба собирается на нерест, она на наш запор все время идти будет.

— Она-то будет, а вот запора может уже не быть, — вздохнул Ансем. — Дождь пойдет, вода поднимется. Течение все сметет на своем пути. Раз — и нет нашего запора.

— Ко-о-ой, — протянул Опунь. — Значит, зря мы старались?

— Почему зря? Может, и не случится такого… Большие осенние дожди вроде уже прошли, Ну, берите по муксуну, пошагали!

Закинув за плечи промокшие насквозь гуси, побрели к зимовью. Со стороны протоки Сэзынг Соям мохнатой медвежьей шкурой наползал холодный густой туман.

— Я-а, — прошептал тихо Ансем. — Зима, кажись, к нам торопится. Утром, наверное, иней ляжет…

На следующий день Опунь снова поднялся раньше всех — такое «задание» он дал себе еще с вечера. Одевшись, снял со стены отцовскую двустволку и тихо выскользнул за дверь.

Как и предсказывал старый Ансем, тайга за ночь закуржавела. В кустах багульника, на ветвях деревьев — всюду поблескивал, серебрился иней.

Зарядив ружье дробью, Опунь стал спускаться к речке. Не доходя до берега, остановился. Откуда сегодня дует ветер? Кажется, с северо-запада, навстречу. Это хорошо: росомаха не сможет его учуять.

Было тихо. Лишь изредка потрескивала под ногой ветка прибрежного тала.

Подойдя к обрывчику, где хранились запасы малосольной рыбы, Опунь огляделся. Растопыренное чучело грозно возвышалось над пустынным берегом. «Неужели росомаха все-таки испугалась и не придет больше? — разочарованно подумал он. — Эх, и зачем только Ансем аки такую штуку придумал?»