Роман Ругин - Ранний ледостав

Старик снова обидел его — отнял любимого пса. Но Пиляп отчего-то больше не чувствовал к нему ненависти, той, что горела в нем утром, когда он шел на охоту. На смену ей пришли мысли о вечном единстве людей и природы и вечном противоборстве. Вот он, Пиляп, старый ханты, в тайге рожден и вскормлен тайгою. Чем был бы он без нее? Что делал бы в жизни? Однако, вооружась «огнедышащей палкой», он рыщет по лесу, разыскивая медведя и страстно желая его убить. Не зря, видно, древние ханты обожествляли мойпаров, обращались на «вы»… Они сознавали свой грех перед живущими на земле…

Пиляпу теперь хотелось, чтобы Старик ушел подальше в тайгу, чтоб скрылся в глубокой чаще… И в то же время он знал: как только забрезжит рассвет, он снова пойдет по медвежьему следу…

Наконец, Пиляп задремал, но и сквозь дрему он продолжал терзаться сомнениями. Ведь Старик с белым ободком на шее не был Седьмым — он пришел Пятым! Значит по закону, трогать его нельзя… Но он решил, решил отомстить коварному зверю… И он настигнет его, он отомстит… И это будет его последней медвежьей охотой…

Заскулил Лопас…

Пиляп поднялся, подбросил в затухающий костер сучьев, вскипятил чай.

Небо поголубело, верхушки деревьев позолотили первые солнечные лучи. С шумом пролетели, растопыря веерами хвосты, тетерева.

Пиляп взял собаку на поводок и углубился в лес — он не хотел рисковать второй лайкой: раненый медведь страшен и зол, как сот хоятпи ляль — зверь, равный по силе ста лучникам.

Следы Старика хорошо были видны на снегу. Вдоль всей цепочки следов тянулись алые пятна крови. Километра через полтора зверь начал терять силы — он какое-то время отлеживался в густом ельнике, зализывал рану. Шаг его сделался тяжелым и неуклюжим — он то и дело проваливался в рыхлый весенний снег.

Пиляп шел почти машинально, преодолевая в себе желание повернуть назад…

Да, странная это была охота…

След вел к устью Сорт-Ёха, к Ханты-Питлярскому сору.

Взобравшись на небольшой холм, покрытый прошлогодними прибрежными травами — муксутунем и осокой, — Пиляп осмотрелся. Лопас рванул поводок и встал на дыбы, заходясь неистовым лаем: он первым увидел медведя!

Прихрамывая и озираясь, мойпар торопливо ковылял к руслу сора, где чернела на песке перевернутая колданка.

«Видно, Курпелак-Ванька ее здесь оставил», — подумал Пиляп: он знал все лодки своего поселка.

Сор поблескивал истончившимся ноздреватым весенним льдом. Едва ступив на него, мойпар провалился в воду. Выскочил на берег и стал отряхиваться. Затем, будто давая выход своей злобе, принялся крушить колданку.

Пиляп спустился с пригорка, приблизился к зверю.

Когда между ними осталось метров пятьдесят, он пал на колено и, тщательно прицелившись, выстрелил.

Промах!

Выстрелил снова — и опять промазал.

— Лопас! Вперед! — крикнул Пиляп.

Мойпар завертелся на месте, рыча и махая лапами, затем бросился обратно в сор и, круша лед, понесся прямо по мелководью.

Пиляп еще раз выстрелил, но неведомые силы словно оберегали этого шатуна: пуля — в который раз! — прошла мимо.

— Нет! Не уйдешь! — прошептал Пиляп. — Ни за что не уйдешь!

Он подбежал к разломанной лодке, выбрал два обломка бортовой доски и капроновым шнуром привязал их к подошвам, соорудив нечто наподобие лыж. Сделав два-три пробных шага по льду, Пиляп пустился в погоню.

Медведь пересекал русло. Бежал медленно, тяжело. Лопас мешал ему: он громко лаял, заходил то спереди, то сзади.

Приблизившись к берегу, Старик обернулся и, как показалось Пиляпу, взглянул на него торжествующе: видно, он считал себя в безопасности.

Но охотник уже настигал его.

Подняв ружье, он нажал на спусковой крючок.

Медведь взвыл, дернулся и повалился на влажный песок. По горлу с белым ободком прошла волной предсмертная судорога…

Пиляп, охваченный смятением, смотрел, как уходит жизнь из мощного тела могучего зверя…

Потом, отойдя в сторону, он упал лицом в снег, и плечи его задрожали. Лопас ткнулся носом в руку хозяина, заскулил.

Пиляп приподнялся, сгреб ладонями снег и бросил комочек в своего верного друга [18] Когда убивают медведя, ханты, по обычаю, бросают снег в человека или любое другое живое существо, отдавая таким образом дань уважения медведю, по преданию — предку человека. .

Перевод Э. Фоняковой.

Тавет, закинув за плечо двустволку, шел по берегу неширокой протоки Васяхово, которая к осени обмелела настолько, что местами ее можно было переходить вброд. С правой стороны поднимался коренной берег, поросший молодыми березками, кедрами и лиственницей.

Первые осенние заморозки уже тронули все вокруг, и листья берез, отрываясь от веток, словно распластанные стрижи в полете, плавно падали на землю.

Но солнце еще было теплым. Тавет с удовольствием подставлял его лучам свое смуглое лицо. Был он среднего роста, широк в плечах. Темноволосая голова крепко сидела на короткой, толстой шее. В поселке иногда посмеивались над ним:

— Эй! Шею-то куда подевал? Может, она у тебя с затылком срослась?

Тавет на подобные шуточки не обращал внимания: пусть себе зубоскалят, если им делать нечего!

Гораздо больше его задевало, когда подтрунивали над Ланги, полуторамесячным щенком охотничьей лайки, которого он начал выводить с собой на охоту. Вот и сегодня утром, когда сосед Ай-Паял крикнул ему вдогонку:

— Хватит людей смешить! Кто таких мальков в тайгу берет?

Тавет хмуро огрызнулся:

— Не твое дело, Ай-Паял!

Сейчас Ланги, загнув хвост колечком, весело бежал рядом с хозяином. Среди осенней желтизны четко выделялась его темная, густошерстная спинка. А когда пес оборачивался, на груди мелькало белое, похожее на бабочку-капустницу, пятнышко. Стоило Тавету остановиться — останавливался и Ланги. Уши у него вставали торчком, а в черных, словно угольки, глазах загорался вопрос: в какую сторону мчаться? Кого догнать?

«Добрая растет собака!» — радовался Тавет и наклонялся, чтобы потрепать Ланги по мягкому загривку.

Давно мечтал он о чистопородной лайке, с которой можно будет зоревать весной и осенью, надолго уходить в тайгу. Без хорошего пса что за охота? Блуждание в потемках! «Один умный пес надежней ста помощников. Зверь шерстинку на траве оставит, и то собака его сыщет», — говаривали старики-ханты. Нынче мечта сбылась — зоотехник Хозяинов, чья лайка недавно ощенилась, отдал ему кобелька. Тавет долго выбирал щенка — кобельков было двое — взвешивал каждого по очереди на ладони, водил пальцем по кончику коса, щупал уши и зубы: чутье, слух у будущей охотничьей собаки должны быть безупречны! Наконец он остановился на том, у которого на груди белела отметина.