Роман Ругин - Ранний ледостав

Карыкур, который все же в конце концов сумел совладать с собой, слушал бригадира внимательно, впитывал каждое его слово, пытаясь разглядеть за рассказом старика характер, душу, сердце соперника, отобравшего у него любимую девушку; он не упускал ни одной детали, связанной с ним, с Куликом.

— Так и сказал, Лозар аки?

— Да, да, сынок. Так, значит, и сказал. А еще сказал, даже повторил несколько раз, чтобы, мол, я и другие оленеводы не путались у них, у геологов, под ногами, не мешали им выполнять государственный план. Что, мол, это не только его. Кулика, мысли, а и начальника экспедиции, и всех, кто в ней работает. Мол, государственные интересы этого требуют. Все вертел туда-сюда своим парусным носом, а потом начал кричать прямо в ухо: «Теперь понятно?! А непонятно — так запомни. Другие, мол, которые толк в бумаге понимают — после все объяснят».

— Вот собачий узел! Смотри-ка, какой грамотей нашелся! — взорвался Карыкур. — Он, значит, ученый, а мы, значит, не люди, ничего в государственных интересах уразуметь не можем! Нет, тут он, конечно, Лозар аки, зря свои хвост распустил! Он нас всех, видите ли, за дураков считает, за дикарей. Умник нашелся, собачий узел! Да мы ведь тоже кое-что знаем, тоже кое-что почитываем! Помню, еще когда в армии последний год служил, специальное постановление правительства вышло. В нашей самой главной газете, в «Правде», этот документ напечатали. Я тогда внимательно все прочитал, от первой буквы до последней. Очень хорошо там было написано, как нужно природу Севера беречь. Строго было указано, чтобы озера и реки не загрязняли. И об оленьих пастбищах — тоже там речь была.

— Ты правду говоришь, сынок? Сам читал?

— Конечно, Лозар аки, сам! Прямо так и было сказано: геологам, мол, и строителям разным нужно беречь оленьи пастбища, без особой надобности не трогать. А летом и вовсе по ним стараться не ездить!

— Кой! Вот видишь, какое государственное-то дело! Стало быть, Кулик просто мозги мои туманил. Чтобы не мог я по-настоящему лицо его разглядеть. Выходит, обманывал он меня, на свою сторону все гнул…

— Выходит так, Лозар аки, Я думаю, что и с этими оленями — тоже они напакостили. Уверен уже — отравились олени чем-то здесь, на буровой. Но видишь, это еще доказать надо…

— А ты сумеешь, сынок? Времени ведь вон сколько прошло… Туго, туго…

— Ничего, Лозар аки. Постараюсь. Анализы эти, про которые я говорил… вот собачий узел, как бы это объяснить-то попроще… Они как зеркало все покажут. Что олень съел, где у него там, внутри, плохо, где хорошо…

— Кой! Неужели и впрямь можно дело до конца досверлить?! — Лозар, похоже, наконец поверил в слова Карыкура, и на лице его тут же отразилась готовность немедленно действовать. — Коль так, сынок, хватит нам тогда место под сиденьем греть да языками трясти! Пойдем. За дело примемся. Ты только подсказывай, что отрезать-то надо для твоего аналиса, а я уж не ошибусь.

— Хорошо, Лозар аки, Я вам там, на месте, обязательно все скажу.

Повозиться им пришлось основательно. Немного легче было с теми оленями, которых как следует присыпало снегом — их туши, словно укрытые теплым одеялом, не успели промерзнуть насквозь. С нескольких таких можно было даже снимать шкуры, что они и сделали… Они брали пробы от каждого павшего животного, и для каждого делали отдельный сверток — Карыкур прихватил с собой кусок полиэтиленовой пленки, который распластал сейчас на отдельные лоскуты. Все эти старательно увязанные кулечки он аккуратно уложил в рюкзак и уселся рядом с бригадиром на ствол толстого кедра, изодранного и поваленного какой-то машиной — скорее всего, мощным бульдозером.

— Ну вот и управились, Лозар аки, — вытер он пот со лба. — А все вы — одному бы мне ого-го еще сколько возиться. Вот теперь можно и чайку попить… Жаль только, нельзя оленинки свежей отведать…

— Да уж, сынок, эту оленину лучше в рот не брать! Туго, туго. Ну да ничего, у меня сушки еще остались. Да еще сушеная оленья грудинка есть. И кусочек спинного жира…

— Ох и запасливый же вы, Лозар аки. А вот интересно: почему же вы тогда все это не вынули? Ну, когда духа Священного мыса угощали?

— Я духа хорошо угостил, Карыкур. А это у меня для другого случая припасено. Еще в одном месте понадобится. Не выставлять же мне там пустой стол и пустые чашки, коли уж я сюда приехал!

Карыкур удивленно посмотрел на бригадира. Что за старик! Загадок в нем — словно в закрытом тутсянге-сундуке, никогда не угадаешь, что там, внутри…

— Что, еще поминки устраивать будете, Лозар аки? И где же?

— Есть тут одно место… Дед мой захоронен, мать и отец — три сруба там.

— Далеко отсюда?

— Отсюда-то? Всего ничего. Версты две на юг от Священного мыса придется податься. Вон, видишь, почти голая грива тянется? А чуть правее вроде как холм. Видишь?

— Вижу. И впрямь недалеко. А что это грива-то, Лозар аки, такая чудная? Кругом лес, а она вся голая, будто кто на ней специально деревья повырубил.

— О, сынок, это с давних времен так, с очень давних. Вот легенду-то я тебе о семиклювом-семикрылом вороне рассказывал — так, говорят, с той самой поры, стало быть, и не растет ничего на гриве. Огонь тогда шибко большой гулял — ну, когда та масляная жидкость загорелась, что из-под земли волшебная птица принесла. Вот тогда лес и повыгорел, и с тех пор голо здесь. Туго, туго…

— Интересно, Лозар аки. Вот бы и здесь анализы взять — с деревьев, из земли. Все бы понятно стало, что тут было, чего не было…

— Так ли оно, сынок, не так ли — кто ж его знает. Однако рассказ тот тропу свою издалека ведет, шибко издалека…

— И вот что любопытно в этой легенде, — задумчиво сказал Карыкур. — Ведь если ей верить — огонь из-за неосторожности человека вспыхнул, верно? Он ведь, кажется, искру выронил, да?

— Да, да, сынок, верно. Из-за бездумно брошенной лучины. А человек — он и сейчас как тогда: своей неосторожностью да поспешностью таких дел натворить может!

— Это вы в самый раз сказали, Лозар аки, точно в цель!

— Да разве это я, сынок? Это вековой старины мудрость, только вот иногда забываем мы ее, подальше от себя отпихнуть норовим… — И Лозар скользнул невеселым взглядом по ободранным, поваленным вокруг деревьям, вздохнул. — Ну, да ладно, сынок. Давай потихоньку собираться — да на кладбище подадимся. И дед, и отец с матерью давно уж, поди, меня заждались. Мол, на Священный мыс явился, подле самых их подолов таскается, а к ним заглянуть все времени не найдет. Но ничего! — Лозар повернулся в сторону холма, где находилось его родовое кладбище. — Уж вы на меня не обижайтесь, люди нижнего мира. По делам задержался, не ради игры… — И решительно направился к костру, подле которого оставались их упряжки, сказал на ходу Карыкуру: — А за остальными шкурами попозже кого-нибудь из пастухов пришлем, когда малость потеплеет — легче их тогда снимать будет.