Василий Цаголов - Набат

Взял дед заявление, повертел перед глазами, вернул внучке:

— Отдашь в руки самому Барбукаеву! И не возвращайся, пока не получишь от него ответа. Иди.

— Хорошо, дада.

— Да будет счастлив твой путь! — пожелал ей Муртуз.

Прижалась внучка к деду, и он не постеснялся показать людям свою слабость.

Распахнулась дверь, на пороге появилась Дунетхан, закричала:

— Тасо!

Люди бросились во двор, на улицу. Впереди всех бежала Фатима. Плач женщин встретил ее у порога, и она поняла, что нет больше Тасо, отца Буту.

Боясь замерзнуть, Яша придумал себе занятие: стал подкапывать в своей ячейке нишу, чтобы можно было сидеть, вытянув ноги. Долбил землю, проклиная войну и немцев. После нескольких взмахов отдыхал и снова долбил. Порой хотелось швырнуть к черту лопату, лечь на дно, но он тут же гнал от себя опасную мысль и снова принимался за дело.

Работал, пока не стало жарко. Потом закутался в трофейный офицерский плащ, свернулся в комок.

Кто-то остановился рядом с ним.

— Да очнись ты!

Яша узнал по голосу Галю, обрадовался ей, а глаза никак не мог открыть.

— Ну и медведь ты спать!

Галя стояла рядом и изо всех сил трясла его.

— Фу, отоспался, — потянулся Яша.

— Раненых спасай, мертвых выноси, а о тебе никто не позаботится! Согрей, погибаю.

Попытался Яша встать, но Галя прижалась к нему.

— Не дергайся, лучше подыши на меня, в лицо… Обморозилась, ветер жуткий.

Растерялся Яша, чувствуя на щеке Галкины губы: они дергались и щекотали; пахнуло парным молоком.

Вдруг повернулся к ней, стиснул голову, нашел губы и припал к ним.

— Дурень, — Галка засмеялась.

Пропал запах парного молока.

— Эх, Галка, Галка…

— А ты скажи, скажи.

И вдруг сказал неожиданно:

— У нас дети будут?

— Ой, милый, — Галя закрыла глаза, — будут. Мальчики!

— Не надо мальчиков, Галюша.

— Почему?

— Они уйдут на войну, и мы останемся одни.

— И девочек не удержим.

Галя сняла варежку, погладила его по лицу чуть теплой рукой:

— Похудел, зарос.

— Не верь ему, сестра, обманет.

— Помолчи, Бек, не лезь в чужую душу.

Яша подмигнул девушке, прижался к ней тесней.

— Ишь, влюбленные, воркуют, — Матюшкин поднялся, стряхнул с себя снег.

— Пошли вы к… черту, — огрызнулся Яша.

— Молчи, ну их, — сказала Галя и устроилась поудобней.

Яша сидел в одном положении, пока не онемели ноги, спина — не хотел тревожить Галю. Но девушка сама встрепенулась, зашептала:

— Сейчас бы на лежанку, укрыться шубой и грызть пряники. До чего люблю пряники… Поспала хоть чуточку, Яша?

— Ты во сне кого-то звала, не разобрал имя.

— Не обманывай… Ты мне губу укусил, сумасшедший. Фу, у тебя губы, как сосульки.

Он засопел. Галя зевнула, позвала Асланбека, попросила:

— Потри мне, князь, щеки.

— Я?!

— Испугался?

— Нет, зачем испугался… — Асланбек притянул ее голову и задышал в лицо.

— Ох, какой ты теплый.

— Не теплый, а горячий.

— А ты ласковый. Ох, эти мне мужики.

— Откуда ты прилетела, птаха? — тихо засмеялся Матюшкин: — Мне бы, что ли, влюбиться, чтобы не замерзнуть. Вы, городские, не по нашему, по-деревенски, влюбляетесь. Я вот сколько лет вздыхал, иссох весь, признаться не смел. Издали любил, боялся обидеть. А вы налетаете друг на друга, как коршуны.

— Подожди, я посчитаюсь с тобой, ворчун.

Погрозила девушка и ушла, но вернулась, склонилась над Матюшкиным:

— Несознательный ты элемент.

Засмеялась громко и исчезла в траншее.

— Чудно… Рядом с нами смерть, можно сказать, в ногах сидит, а в изголовье — любовь, — Матюшкин вздохнул: чудное дело природа.

— Ты что мелешь… Какая любовь?

— Чего ты, Яшка, стесняешься своего счастья.

Раздался протяжный свист. Яша поднял голову: Асланбек стоял в траншее и смотрел в сторону немцев.

— Что, танки? — сразу спросил Яша, но остался на месте, даже не пошевелился.

Кивнул в ответ Асланбек, а сам во все глаза рассматривал танки. Вначале подумал, что танк на танке стоит, но когда успокоился, присмотрелся, ахнул: не танк, а дом…

— Да что они, очумели, не дали даже позавтракать. Бек! Давай команду.

— Подлюги, — выругался Матюшкин, он тоже не встал.

Подумал Асланбек о пополнении, которого все нет, и танков на их участке ни одного: подбили немцы. Нащупал левой рукой связку гранат, а с правой стряхнул варежку. Поднялся.

Широким фронтом, грохоча, надвигались тяжелые танки.

— Что за чудо морское? — протянул Яша.

— Держись, ребятки, танк, он и есть танк. Приготовить связки! — отдал команду ровным тоном Матюшкин.

Куда же повернут они? Тот, что в середине, кажется, самый большой, пошел прямо. Асланбек повел головой, расстегнул верхний крючок шинели. А что, если выскочить из траншеи и спрятаться за деревом? Деревья толстые, танк обойдет препятствие, а он вслед бросит гранату. Если же остаться в траншее, ее завалит и можно погибнуть ни за что.

— Это мой танк, — дошел до сознания глухой голос Яши. — Матюшкин, адрес в кармане.

— Не болтай.

Когда танк приблизился шагов на сто, Яша, зарываясь в рыхлый снег, петляя, пополз ему навстречу. Асланбек пристально следил за ним и все же не заметил, когда тот метнул связку. Раздался взрыв, но танк не сбавил скорость. Что же делать? Асланбек присел, а когда приподнялся, то увидел надвигающуюся на него громаду и закричал:

— А-а!

В траншее стало темно, на спину осыпалась земля. «Раздавил», — мелькнуло в лихорадочном сознании.

Снова стало светло: «Прошел… Упустил! Что я наделал? Погубит всех», — Асланбек выскочил из траншеи и, пригнувшись, побежал за танком, без шапки, шинель нараспашку. Кружась на месте, танк стрелял во все стороны. Выпрямившись, Асланбек бросил одну за другой две связки гранат.

Очнулся, увидел над собой небо, потом склонилась Галя, кажется, поцеловала, и снова видит небо. Где же она?

— Сейчас, потерпи. В голову тебе угодило. Перевяжу, голубчик, и будет легко, — задыхаясь, шептала она.

С кем она разговаривает?

— Ой, сестричка, оставь меня… Чей же это голос?

— Потерпи, Матюшкин.

— А что с Беком?

— Ничего.

— Уходи…

Никак не мог Асланбек собраться с мыслями, напряг память: «Яша в бою был рядом. А где он сейчас?» Попытался позвать.

— Не стони, мой хорошенький. Сейчас оттащу тебя.

Это голос Гали.

Разорвалась мина, и Асланбек прижался спиной к земле.

Почему не слышно Матюшкина? И Галя пропала. Неужто бросила его?

С трудом открыл отяжелевшие веки и попытался присесть. В этот момент прямо перед ним, кажется, у самых ног вздыбилась земля…

Пришел в себя, но не встал: замер. Прислушался. Тихо, значит, бой закончился. Кто-то проговорил над ним:

— Посмотри на меня.

Повиновался и сразу же спросил: