Юрий Мамакин - Адрес личного счастья

Я кивнул, а она сама объяснила:

— Ну да! Ты ведь все рассказывал именно так совсем не потому, что был сердит на дядю Владислава… ты меня хотел развлечь!

Виктория с трудом вздохнула и прошептала:

— Я сейчас как-то остро все сознаю… именно сейчас, когда осталось мне… — Ее губы изогнулись, ей опять не хватало воздуха. — Ничего, я говорю… это интересно, наверное… Да, так я, значит, сознаю, что жить надо было совсем не так, как я жила… И ты, Москалев, тоже… живи лучше… Ты сможешь, я же знаю… И никогда больше не ври в своих рассказах… как бы тебе ни хотелось кому-то угодить…

Я молча и сосредоточенно покивал ей: мол, да, больше не буду… Это так просто…

А она прикрыла глаза и вдруг прошептала:

Она открыла глаза и улыбнулась:

— Видишь, эти твои стихи я запомнила… хотя и не учила их на память.

У меня налились слезами глаза, я встал, отвернулся, вздохнул и зачем-то спросил:

— Ты устала?

Она покачала головой, попросила:

— Расскажи о богах.

— А может, завтра?.. Ты устала.

Она положила тонкую сухую руку мне на колено.

— Расскажи сегодня… Завтра может не быть…

— Вика, — как можно мягче сказал я, — ну почему ты такая глупая?.. Ведь все будет отлично, ты же сама знаешь…

— Не надо. — Она смотрела мне прямо в глаза. — Расскажи лучше о своих богах. Я хочу знать, чем все кончилось.

— Ладно. Все рассказать я не успею, потому что для развернутого повествования мне потребовался бы целый год. Тебе я изложу экспресс-конспект, как предлагал Эскулап. Помнишь?..

— Помню.

— Ну и прекрасно, значит…

Я задумался, как же все скомпоновать, чтоб было коротко и все-таки понятно. И решился:

— Ну тут… надо хотя бы начать рассказывать о смертных. Дело в том, что боги как таковые существовали только потому, что смертные их создавали в своем воображении. И стоило смертным додуматься, что боги — всего лишь плод их фантазии, как богам — конец. И вот боги, обеспокоенные ростом цивилизации среди смертных, решают создать на планете искусственный микроклимат, в котором процветали бы примитивные представления о мире. Ну так вот… Ты слушаешь?..

— Разумеется. Очень все интересно, только…

— Что «только»? — возмущенно спросил я.

— Только ты не сердись… Но получается, что выдуманные тобой смертные выдумывают себе таких вот… пошлых богов…

— Ну?

— Так вот я давно уже хочу спросить: почему б тебе сразу не представить счастливых смертных и каких-нибудь очень умных и веселых богов?

Я даже руками всплеснул от досады:

— Да потому что так просто «не может быть, потому что не может быть никогда!» Все же связано: смертные потому и несчастливы, что не могут пока избавиться от дурной привычки выдумывать себе угрюмых и глупых богов! Но ты можешь дослушать и не перебивать меня? Я и так изо всех сил стараюсь, чтоб сделать смертных счастливыми!

Она улыбнулась и кивнула, а я строго произнес:

— Итак… «Смертные».

…Эвменида процвела.

И бурно развивающиеся науки, и бойкие ремесла, подпрыгивающие от толчков прогресса, и разнообразные искусства, на подхвате и на уровне, как это водится, — все было налицо.

Современное оружие и предметы роскоши, сложные инструменты и мелкий ширпотреб так замечательно прославились далеко за пределами государства, что с успехом работали на рекламу.

Эвменида процветала!

Точнее, она достигла той кульминационной точки развития, когда одни философы уже могут смело предсказывать упадок, ибо всякому укладу это свойственно, а другим еще вольно толковать о безграничных возможностях, поскольку истина бывает известна лишь великим богам да грядущим поколениям.

Общественный уклад Эвмениды, являясь, по мнению части ее обитателей, лучшим продуктом века и образцом гибкой творческой мысли, давал сто очков вперед любому другому строю. Здесь давно не звенели кандалы и не хлестала плеть, не было тюрем и штрафов, народ, как мог, мудро правил сам собой при помощи Института Нравов, так что справедливость торжествовала не только по праздникам — демократия вызывала восторг даже у критически мыслящих (такие, естественно, были) современников.

Девиз «Все для Всеобщего Счастья!» лаконично выражал самые заветные чаяния каждого племени, поэтому, преодолевая трудности, часто с потерями (попробуйте сами — без потерь!), процветающий народ процветающего государства шел вперед, вперед и вперед!

Племя Экстаз в Эвмениде считалось центральным.

Цивилизованное и немногочисленное, с высоким уровнем механизации и блестяще решенной жилищной проблемой, оно было ядром Эвмениды и представляло лучшее, чего достигло государство.

Живописное шоссе, мощенное местными плитами из кварца и гранита, обсаженное древовидными папоротниками и гигантскими хвощами, было украшено при въезде в Долину Счастья огромным транспарантом: «Да здравствуем мы, дети лучшего из племен на земле, самые сильные, самые смелые, самые честные и самые счастливые во вселенной!» Ниже была жирная стрела и указатель: «До племени Экстаз 800 метров».

Сразу же за транспарантом открывалась великолепная зеленая панорама окрестностей Долины Счастья. Затяжной спуск шоссе сверкающей на солнце спицей врезался прямо в центральную площадь со стометровой Башней Счастья, о которой речь пойдет ниже, а глаз охватывал удачно решенную планировку террас, пещер и тропинок. Мозаика дверей пещер, выкрашенных в яркие и радостные цвета, была так прихотлива и вместе с тем органична, что можно было рассмеяться.

В Долине Счастья хотелось жить и быть счастливым.

Сама Башня Счастья, которая уже упоминалась выше, имела непраздничный, рабочий вид. Вокруг бревна, стружки, баки со смолой, канаты, лебедки, бочки, инструмент и всякий строительный мусор.

Конечно, твой Игорь не упустил бы случая сказать о Башне что-нибудь язвительное, но ведь он — современный архитектор, что с него возьмешь! А сами экстазисты полагали, что их Башня хороша, поэтому, не боясь громких слов, охотно поясняли гостям, что это вовсе не памятник и никакой не символ, а самое реальное счастье и есть. Для полного торжества идеи Равных Возможностей и Всеобщего Счастья она должна достичь неба, и тогда люди племени Экстаз, а за ними — и граждане всей Эвмениды, переберутся за облака, где и станут жить в блаженстве.