Юрий Мамакин - Адрес личного счастья

Правда, некоторые из граждан пытались утверждать, будто небо — это всего лишь воздух, но экстазисты были к ним снисходительны и только особенно упорных убивали.

История собственно Башни — это несколько последних десятилетий, а сама идея Всеобщего Счастья владела умами с незапамятных времен.

При закладке Башни среди мудрецов произошел раскол на «моралистов» и «метристов». Первые предлагали строить Башню на центральной площади, а их противники требовали произвести закладку на вершине близлежащего холма, утверждая, что так до неба будет ближе, а следовательно — значительная экономия на материалах и трудовых затратах. «Моралисты» возражали: поскольку небо повторяет контуры земной коры, то расстояние и от долины, и от вершины холма до неба одинаково; моральный же фактор — построим Башню Счастья в сердце племени! — имеет первостепенное значение. В ответ «метристы» бросили зычный клич: «Успех счастья решают метры!» — и демонстративно начали строительство на холме. Упоенные успехом, «метристы» не выставили на ночь охрану, что позволило «моралистам» не только беспрепятственно разобрать построенное, но и перебить главарей «метристов». Торжество «морализма» на данном отрезке времени стало бесспорным. Башня росла. Каждое утро раздавалась легкая музыка — сигнал к началу работ. Строительство неуклонно продолжалось.

Люди хотели счастья.

Ну а как ты сама понимаешь, для человека на любой стадии его интеллектуального развития это желание вполне естественно.

Виктория вздохнула:

— Да, конечно… И ты хочешь сказать, что нельзя вот так рваться к счастью… напролом, ничего вокруг не замечая и ни над чем не задумываясь, да?..

— Ну да… Ведь человечество на протяжении всей своей истории до этого не додумалось. И вот, значит, я, такой вот Владимир Москалев, замечательный руководитель группы из проектной организации, хотел бы подарить миру эту свежую и совершенно неожиданную мысль. А поскольку мир занят более важными и насущными проблемами, я не хочу отвлекать занятых людей, а пользуюсь случаем, чтобы развлечь тебя.

Виктория рассмеялась:

— Ты знаешь, иногда у тебя получается…

Тут уж я вздохнул:

— У Москалева-Альта это получается значительно лучше…

— Так ведь он Артист-Альт!

— Вот видишь, я тебя и поймал: одно дело — выступает Москалев-Альт — артист, а совсем другое — руководитель группы!.. Пусть даже такой замечательный, как Москалев Владимир. И боюсь, что в связи с большой важностью работы, выполняемой им как конструктором, ему в ближайшее столетие так и не удастся выступить перед более широкой аудиторией, чем, скажем, профсоюзное собрание отдела.

— Вовка… — она оживилась. — А ты что… хочешь славы, да?.. Ой! А я, дура, только сейчас догадалась… Нет, я тобой восхищаюсь! Как же ты, я теперь понимаю, страдаешь, когда вот там, на своей работе, что-то чертишь, как-то говоришь с сотрудниками… Как они к тебе относятся, интересно? Они хоть догадываются, что ты можешь рассказывать по три часа подряд?..

— Нормально относятся. Во всяком случае, терпят. Только я уж не понимаю, что тебя больше интересует: моя скромная особа, как у нас говорят, или конец богов?

— Извини. Безусловно, конец богов, о котором рассказывает такой замечательный руководитель группы, как Владимир Москалев. Видишь, я уже говорю твоими словами!..

— Вижу. Спасибо. Теперь я даже вижу, что ты настоящий друг, поскольку не только согласилась пойти со мной в ресторан, но и проявила себя незаурядным слушателем. Ах, что не сделаешь для друга, правда?..

— Ну давай… богов!

— Богов так богов.

Но мы далеко еще не все выяснили со смертными племени Экстаз. Вкратце я тебе сообщу, что главные действующие лица там как раз те — их, между прочим, явное меньшинство — члены племени, которые стараются убедить остальных, что счастье вовсе не в том состоит, чтобы создать сонм богов, пусть даже таких замечательных олимпийских богов, как Зевс и К°. Вместо этого надо просто взять самых достойных смертных, сделать их своими нормальными руководителями и начать жить по-человечески, не поклоняясь богам в каком-то неистовом раболепии, а мило и легко любя их, как, например, сейчас мы любим древние мифы со всеми их прекрасными страницами. Много там, конечно, чисто сюжетных перипетий, не в них смысл, поэтому я и не упоминаю о мелочах, но в результате всего происшедшего Москалев-Альт своей замечательной игрой на свирели убеждает кое-кого начать жить по-новому. Ну там будет еще и великий физик-гомеопат Петров, из новых персонажей, который обнаружит невероятный эффект травы забвения. Она, значит, окажется с таким свойством, что если ее правильно приготовить и поджечь, так будет замечательный дым, и если потом этот дым глубоко вдыхать, то человек вдохнувший сразу становится интеллектуально на десять голов выше, чем он есть на самом деле. Таким образом, боги у нас благополучно исчезнут в том виде, в каком ты их застала, когда они при гласили Логографа. Правда, интересно?..

— Интересно… Конечно. Но ведь это все несерьезно… А ты говоришь, как я поняла… о чем-то очень важном, да?..

— Послушай, Вика! Не слишком ли ты много требуешь от руководителя группы?.. Тебе расскажи историю, а потом еще и объясни, что она значит?..

— Ну а как же?.. Ты рассказываешь, значит, надо, чтобы я все поняла.

— Пожалуйста! С чего мы начинаем? С исторического материализма или же с диалектического?.. Или знаешь… давай-ка я вот здесь быстренько и специально для тебя смастерю такую упрощенно доступную для неполного среднего образования концепцию, чтоб сразу все всем было понятно. Ну, например… мы вот только что говорили о том, что люди всегда очень хотели счастья, да?.. И замечательно! Эту же тему мы моделируем теперь так: «Счастье подождет до завтра!» И тебе уже все понятно, правда?.. Или все ж таки доложить о конце богов, а?.. Как?..

— Ты все-таки жестокий, Москалев… И думаешь только о себе. Тебе главное — рассказать, а там… трава не расти!

— Ах, не расти, не расти, о трава забвения! — пропел я и рассердился. — Я такой жестокий, потому что хочу тебе что-то рассказать интересное и развлечь!

— Ну, не обижайся, не обижайся! А то ты вдруг уйдешь, а я так и не узнаю, чем закончилось с Логографом и его историей.

Я встал, прошелся по палате, открыл окно. Там лето в разгаре, мама мирно катит ребеночка в коляске, мой попечитель-пенсионер сидит себе с газеткой… Я обернулся к Виктории, стал в позу и продекламировал с пафосом:

— «По моему мнению, разделение жизненных явлений на великие и малые, низведение великих до малых, возвышение малых до великих — вот истинное глумление над жизнью, несмотря на то что картина, по наружности, выходит очень трогательная». Эти слова сказал Михаил Евграфович ровно сто лет тому назад.