Виктор Пшеничников - Стоим на страже

Неожиданно капитан-лейтенанта вызвали в каюту командира.

Минуту назад к Лебедеву вернулось сознание, и он тотчас поинтересовался рейсовым. Когда Лимонов вошел, он лежал высоко на подушках с перебинтованной головой и встретил его с нетерпением.

— Рейсовый прошел?

— Да, несколько минут назад.

Наступила пауза. Лебедев прикрыл глаза и затих, он будто сожалел о чем-то.

— Там Люда, жена моя… — заговорил он снова, не поднимая век. — Женя (впервые на корабле он назвал Лимонова по имени), не сообщай ей сразу. Не надо ее волновать…

— Хорошо, Игорь Анатольевич. Я сделаю, как вы хотите, — Лимонов прикоснулся к его руке. — Только не надо вам говорить, вам трудно.

Да, ему действительно было трудно. Дыхание его было прерывистым, тяжелым. Лицо залила бледность. Черты заострились.

— Ну, добро, — Лебедев открыл глаза и ободряюще посмотрел на Лимонова. — Да ты не переживай, замполит. Я еще поборюсь…

От командира Лимонов спустился в машинное отделение. Он хотел поторопить механиков, попросить поддать еще газку, но увидел, что все приборы и без того, как любил говорить стармех, зашкаливают, молча повернул к выходу. Его заметила и окружила вахта: «Товарищ капитан-лейтенант, как командир?» — «Обещал продержаться», — ответил он.

«Опал» шел, напрягаясь всей мощью своих машин. Он спешил, он, как живое существо, чувствовал, что надо торопиться, что время дорого.

Уже был хорошо виден остров, поселок, вознесенный на сопку, маяк и узкий вход в бухту, когда за спиной Лимонова безмолвно выросла фигура санинструктора. Лимонов резко обернулся. Лицо у Середина было белым, как полотно, голос прозвучал глухо:

— Товарищ капитан-лейтенант, командир… — слова застряли в горле санинструктора.

— Что?! — тонко, фальцетом выкрикнул Лимонов, и палуба под его ногами покачнулась.

«Опал» входил в родную бухту с приспущенным флагом.

Бухта была полна судов, сбежавшихся сюда с районов лова, поскольку с началом извержения рыба вдруг пропала, ушла куда-то. Но на «Опале» не знали этого, как не знали и того, что пепел буквально запорошил поселок и сопки и что на рейсовый отбоя не было от желающих уйти на материк.

Где-то на гражданском пирсе нелепо для данной минуты гремел медью оркестр. И это почему-то еще более усиливало душевную боль тех, кто был на «Опале», их человеческое бессилие что-либо поправить, изменить в том, что произошло.

Лимонов стоял на мостике, на командирском месте и затуманенным от слез взором всматривался в родной поселок, корабли с зеленым пограничным флагом, пирс, переполненный народом. И видел на пирсе знакомые лица — Добротина, офицеров, матросов, женские. Женщины, все как одна, почему-то были повязаны темными платками и на один манер: глухо, так, что белели только узкие треугольники лиц. Конечно, он не мог знать, что так женщины поселка оберегали свои лица от вулканического пепла, и ему чудилась в этом сейчас общая боль и скорбь утраты.

И совсем неожиданно он приметил среди этих скорбных треугольников лицо Люды Лебедевой. Нет, он не мог ошибиться. Он выделил ее лицо из многих и больше уже не выпускал из виду. И он вел на него лебедевский «Опал», как на маяк. И пока корабль подходил к пирсу, и пока швартовался у стенки, он все смотрел и видел только одно это лицо…

— Рота, подъем!..

Команда дневального взрывает сон. Только что крылья грез носили тебя далеко-далеко отсюда, за тысячи верст — и вдруг… Однако и на прощание с грезами времени не отпущено. Пятьдесят пять секунд дает неулыбчивый мичман Шедогубов. Всего пятьдесят пять секунд. Откинуть одеяло, выпрыгнуть из кровати, натянуть тельняшку, темно-синие полотняные брюки, голландку, сапоги, предварительно намотав на ноги портянки.

— Приготовиться на построение… Строиться!

— Рота, в колонну по четыре становись! На выход шагом марш!..

День начинается. Физзарядка, умывание, осмотр… Одно слово — служба. Спрашивается, — разве может быть какое-то сравнение между жизнью человека, проходящего курс молодого матроса, и студенческим привольным бытием? Как небо и земля? Не то сравненьице. Небеса ближе. И речь не о том, где и какие преимущества. Впрочем, если уж быть объективным, то для вчерашнего студента, еще совсем недавно решавшего вопрос — жаркое, бутерброд или бутылка кефира будет ужином — в зависимости от числа дней, остающихся до стипендии, отсутствие забот о житейских проблемах (всегда накормят, напоят и спать уложат) вовсе не такая мелочь. Зато и привычного приволья здесь поменьше. Если, разумеется, под словом «поменьше» понимать практически полное его отсутствие.

И хотя науки необременительные — уставы, строевой шаг, противогаз и автомат (мелкий горох для человека с дипломом!), — Виктор Заливин не мог дождаться окончания, пожалуй, самого нелегкого периода в службе. Периода, именуемого курсом молодого матроса.

Да, науки нехитры, зато какими дозами отпущены! После строевых занятий подошвы ног словно горячей сковородкой припекает. И сами ноги гудят. Скорее бы кончался этот курс, что ли. Все же небезынтересно знать, — где придется служить. И кем. Флот — понятие объемное. И где там может приложить силы преподаватель географии?

В этом томлении у Виктора много союзников. Вся временная учебная рота. А лейтенант — командир роты — любопытствующих утешает одним-единственным словом:

— Узнаете.

Что следовало понимать как совет набраться терпения.

Свою дальнейшую судьбу каждый узнал через два дня после окончания «молодежного» курса. В роту прибыла группа офицеров и мичманов — представителей части. Двоих новичков — слесаря и токаря — лейтенант со шрамом через всю левую щеку увел на плавмастерскую. Повар ресторана попал на плавказарму. Остальных развели, в основном, по кораблям.

Виктора Заливина забрал высокий, сухопарый мичман. По всему видать, не очень разговорчивый. Сказал кратко — отведет на торпедолов. Интересно, что за чудо техники — торпедолов? Крейсер — да, подводная лодка, ракетный катер — тоже понятие знакомые. А торпедолов?! О таком корабле Виктор что-то не слыхивал.

Мичман завел Виктора на самый дальний причал, куда раньше молодым матросам и заглядывать не доводилось.

— Ну, вот и пришли.

Куда пришли? Виктор растерянно огляделся. Надо полагать — на корабль, но где он?

— По трапу, вниз, — хмуро скомандовал мичман.

Теперь Виктору только и придется слышать команды. Ему будут не рекомендовать, не советовать, даже не давать распоряжения. Им будут только командовать.

Внизу, у самой причальной стенки действительно что-то такое плескалось на воде. Этим «что-то» было крохотное, совсем несолидное, попросту невзрачное суденышко.