Иси Меликзаде - Зеленая ночь

— «Не заставляет»! Конечно, не заставляют, а что делать? Написать в Горис, чтоб оттуда молока прислали? И чего они молоко в бумажные пакеты наливают? Вчера купил, иду домой… Обернулся, а за мной след тянется! Лопнул пакет, и течет молоко родничком. Выбросить вроде жалко. Остановился посреди улицы и давай сырое пить… А ночью — представляешь себе?.. — две таблетки принять пришлось.

Джебраил коснулся его локтя:

— Вставай на место, очередь подходит.

Машаллах занял место впереди Джебраила.

— А какое молоко в наших местах!.. Сливки в два пальца!.. Хотел бы я знать, понимают они, вот они, — Машаллах показал на стоящих в очереди, — разницу между долмой и буламой? А? А карамаз? Карамаз?.. Ты карамаз пробовал: мешаешь молоко с катыком… Нет, в Горисе не просто молочные продукты — это наслаждение! Упоение!.. Пах, пах, пах!..

Не переставая восторженно восклицать: «Пах, пах, пах!» — Машаллах сунул в сетку три пакетика молока, заплатил и, увидев, что продавец изумленно смотрит на него, с сожалением покачал головой.

— Не удивляйся, сынок. Мое «пах, пах, пах!» не к этим пакетикам относится. К барашкам относится. С большим курдюком барашки, пасутся на горных склонах…

Обеими руками держа сумку за ручки, Джебраил с улыбкой смотрел на молочные пакеты, которые клал ему в сумку продавец. В противоположность Машаллаху, пакеты с молоком не раздражали его, а вызывали улыбку. Мысленно он называл их «молочные письма», вспоминал солдатские треугольники — письма военных лет. Только эти были потолще и вместо слов заполнены молоком. А так похоже…

Молоко было куплено, до встречи осталось полчаса. Если отнести молоко домой, можно опоздать. Ладно, хоть и не больно-то удобно с сумкой. Джебраил бросил Машаллаху «До свидания!» и свернул налево. Но тот мигом догнал его, схватил за руку:

— Ты что, не домой?

— Нет, — Джебраил отдернул руку. — Я же сказал: встреча. Мне в другую сторону.

— Жалко… Хоть немножко вместе прошли бы… Может, кругом пройдешь?

— Нет, нет, тороплюсь! Опоздать могу!

Толстые губы Машаллаха тронула недоверчивая улыбка. «Мудрит чего-то старик!.. Болтает, будто ребенок… Эх, старость, старость, и что с людьми делаешь!..» Себя Машаллах стариком не считал, потому жалел всех стариков и думал, что бедняге Джебраилу, пожалуй, не протянуть этот год.

Джебраил устремился вперед мелкими частыми шажками, он почти бежал. Он дал себе слово не останавливаться, даже если не Машаллах — всевышний его окликнет.

Только выйдя на Проспект нефтяников, Джебраил замедлил шаг, отдышался. Сейчас он наконец решился обернуться: Машаллах не преследовал его.

На проспекте было уже людно. И в ту, и в другую сторону торопливо шли люди. И ничто не занимало их, кроме желания дойти куда-то, и не было им никакого дела до облаков, медленно проплывающих в небе, ни до ярко-красного солнца. Похоже, только одного Джебраила радовали теплый день, ласковый ветерок и солнце, один лишь он шел спокойно и неторопливо, мешая торопившимся людям своей сеткой с молочными пакетами. И вдруг от суеты, спешки, мелькания лиц у Джебраила закружилась голова. Он будто сидел в огромной бочке, а бочку эту катили по тротуару. Джебраил прислонился к стене…

…— Ребята, я твердо решил: на будущий год переезжаю в Шушу. Не могу я в Баку. Тошно мне тут, скучно. Уеду!

Все засмеялись, потому что и в прошлом, и в позапрошлом году, и еще раньше Малик говорил то же самое. И никто уже не верил ему. Подшучивали только: «Ну, что нового у вас в Шуше? А тебе на пользу Шуша! Выглядишь прекрасно. Конечно, в Шуше такой воздух!..» Малик терпеливо выслушивал все это и заявлял: «Смейтесь, смейтесь! Все равно уеду. Хоть за день до смерти, а перееду в Шушу!»

…— Вам плохо? Дедушка! Плохо вам?

Джебраил открыл глаза.

— Нет, сынок… все в порядке. Который час?

— Без десяти десять.

Джебраил улыбнулся мальчику, кивнул ему… Чтобы меньше сталкиваться с прохожими, засеменил по самой кромке тротуара. Прошла минута, другая, и люди превратились в серые тени, слились, а потом и вовсе пропали. И никакого шума… По широкому тротуару не спеша шел Джебраил, и с ним были только его воспоминания…

…В тот раз встреча была внеочередная. Поводов для пикника было сразу два: недавно Мири получил орден Ленина, а вот теперь был избран депутатом.

Никого домашних на даче не было, Мири так и задумал — «мальчишник». Поэтому готовить пришлось самим.

Касум принес стул, поставил его на крыльце и усадил Мири.

— Сиди и не рыпайся. Ты виновник торжества, тебе не положено суетиться.

Абдулла недовольно взглянул на Касума, подошел к Мири и вынул из-под него стул.

— Депутат — слуга народа, — сказал он. — Не слушай подхалимов. Принеси угля для мангала.

— Видишь, как получается, — Мири виновато улыбнулся и стал засучивать рукава. — Такие вот подхалимы и сбивают людей с толку. Ведь так тебе все разобъяснит, что будешь в полной уверенности: и пальцем шевелить не должен. А что я могу поделать? Сами видели, как он ко мне подлизывался.

— «Подлизывался»! — не переставая расставлять тарелки, Касум сокрушенно покачал головой. — Истинное человеческое уважение не можешь отличить от подхалимства. — Он помолчал и, вздохнув, добавил: — И то сказать, не очень ты виноват, трудно стало различить, где уважение, где подхалимство…

Джебраил в стороне чистил зелень и время от времени поглядывал на друзей. Вроде и не видались только год, а как все постарели!.. Может, раньше он просто не обращал внимания?.. Ясноглазые, чернобровые, с роскошными шевелюрами, — когда они превратились в этих лысоватых, морщинистых, пожилых людей? У Абдуллы волосы были — пальцами не продерешь, а сейчас вон кожа просвечивает… И как-то он весь усох, ссутулился. Особенно после заграничной командировки. Работал заведующим промыслом, послали за границу. Через пять месяцев вернулся. Белки глаз желтые, лицо желтое — подхватил какую-то лихорадку. Она ему и теперь покоя не дает…

А Серхан! Не только волосы — даже усы белые. Раньше всех поседел наш Серхан. И тут терпения не хватило. Не было случая, чтобы хоть какое-нибудь дело Серхан выполнил не торопясь, спокойно. Бывало, готовят еду в общежитии, а он то и дело в кастрюлю тыркается, полусырое хватает. В театре никогда до конца не высидит. А сколько раз его штрафовали — на ходу спрыгивал с трамвая!.. Да что трамвай, женился и то наспех. Как-то позвонил: приходите, у меня завтра свадьба. Какая свадьба? Оказывается, в понедельник познакомился с девушкой, в среду послал к ней домой сватов, а в воскресенье — свадьба. Недели не походил в женихах.

— Да, на следующий год переезжаю в Шушу. На родину. Точно вам говорю.

Сперва никто не отреагировал на слова Малика, потом рассмеялись.