Иси Меликзаде - Зеленая ночь

Муршуд крепко прижал к груди транзистор, стараясь унять дрожь в руках. Он не знал, что ответить.

Ослепительно белые зубы Барата сверкнули в улыбке:

— Какая тебе разница, за что зарплату получать? Работа есть работа.

У Ахмеда от волнения пересохло в горле, он видел, что терпение Муршуда на исходе.

Барат явно перегнул, и это понимали все, и даже Алияр-киши, изумленно схватившийся за козырек своей пыльной шапки, и Заргелем, в лучистых глазах которой читалась тревога…

— Разве ты не мойщик машин по специальности? — издевательски улыбаясь, спросил Барат.

— Уймись, Барат! — судорожно проглотив противный ком в горле, глухо сказал Муршуд. — Я не слуга тебе!

Вдруг прораб ладонью легко шлепнул Муршуда по губам:

— Ты — доносчик!

Глаза Муршуда сузились. Ахмед посмотрел на гладкий пухлый подбородок прораба, как ему показалось, специально созданный для того, чтобы быть разбитым в кровь железным кулаком Муршуда. Но Муршуд не двигался. Покусывая нижнюю, губу, он смотрел на белозубый рот Барата.

Ахмед понял, что Муршуд не поднимет руку на начальника, и почему-то с сожалением вздохнул. Мускулистые руки Муршуда на глазах у него словно бы превратились в тряпичные, набитые соломой; литое, бронзовое тело лишилось вдруг своей красоты и силы. Ахмеду до слез стало жаль друга.

Барат взглянул на транзистор, хрипевший в руках Муршуда.

— Выключи! — приказал он, теперь уже явно желая унизить парня.

Муршуд усилил звук.

Барат заорал:

— Выключи, говорю тебе!

Муршуд довел громкость до предела. Музыка заглушила все шумы на строительной площадке. Столкнувшись взглядом с Муршудом, Барат вдруг замолчал, повернулся и отошел в сторону.

Как сговорившись, Ахмед и Муршуд вышли на шоссе и молча зашагали рядом. Ахмед шел, опустив глаза в землю, ему было стыдно, стыдно и нехорошо, как если бы это он ни за что ни про что дал в зубы Муршуду. Но Муршуд… Почему он проглотил оскорбление? Почему не влепил как следует Барату?

— Из-за брата, — словно угадав мысли друга, сказал Муршуд. — Боюсь, Бахышу из-за меня неприятность будет, могут, чего доброго, из милиции выгнать. Не то так бы отделал этого мужика, что он костей не собрал бы.

Друзья были расстроены до того, что разговора дальше не получилось. Так и разошлись.

Ахмеду не хотелось домой. И не было желания видеть Наргиз, вспомнился приход Барата в библиотеку. Никого он сейчас не хотел видеть. И каменный баран изрядно ему уже надоел, и мост с железными перилами…

Ничего ему не хотелось, безразличие и вялость охватили Ахмеда. Вдруг стало давить грудь в том месте, где было сердце. И думать не хотелось. Так и шел он, без мысли и цели, пока не пришел к могиле отца, забранной железной решеткой, неподалеку от голубой въездной арки. Ахмед не помнил уже, когда был здесь в последний раз. Облокотившись на ограду, он стал смотреть на потемневшую могильную плиту. Потом перемахнул через ограду и стал выпалывать сорную траву.

Чуть поодаль группа ребят с криком и шумом гоняла мяч.

В тот год, когда погиб Алиш, эти места были пустынны. Теперь каменные дома перешагнули через въездную арку.

«Кому же это пришло в голову похоронить здесь Алиша, кто додумался отлучить его от общего кладбища? Спустя год-другой, — подумал Ахмед, — каменные дома дойдут досюда, и тогда могилу перенесут или, чего доброго, оставят на милость бульдозеру…»

— Да будет земля тебе пухом, шофер Алиш! Через год-другой тебя потревожат. Не обижайся… — Последние слова Ахмед сказал вслух.

Уста Сафар решил, видно, сдержать слово и вот уже несколько дней не появлялся на стройке. Стены бокового цеха не поднялись даже на кирпич. Люди занимались мелочами: носили мусор, убирали битые кирпичи, стекла… Главная работа стояла, и Барат день ото дня становился все беспокойнее. Время от времени он подходил к незавершенной кладке и говорил, качая головой:

— В таком громадном районе каменщика не найдешь, надо же! А Сафар тоже хорош, нашел время ссориться!

В день зарплаты Заргелем отвела Ахмеда в сторону:

— Уговорил бы мастера вернуться к нам, а?

— Не знаю, — ответил Ахмед. — Станет ли дядя Сафар слушать меня?

Заргелем вздохнула легонько, ее длинные брови приподнялись и вдруг остро напомнили Ахмеду Наргиз.

— Ну, а если тебя не послушает… — Заргелем остановилась, понадеявшись, что Ахмед и так поймет, что она хочет сказать. Но Ахмед не понимал, и женщина договорила: — Если тебя не послушает, скажешь, что Заргелем, мол, просит вернуться. — Она потупилась и добавила: — Нельзя нам без него.

— Хорошо, — сказал Ахмед. — Сегодня же пойду к дяде Сафару.

Возвращаясь с работы в приподнятом настроении, Ахмед то и дело запускал руку в карман, чтобы потрогать новенькие, хрустящие деньги. Сегодня он вернет обед, принесенный матерью. Отныне он мужчина, он сам себя прокормит!

Муршуд шел рядом и понимающе улыбался. Он неожиданно предложил пойти в шашлычную, где заказал четыре порции шашлыка и графинчик водки.

— Первую зарплату следует обмыть, — назидательно сказал Муршуд.

Ахмед наотрез отказался от водки.

— В жизни спиртного не пробовал, — краснея, оправдывался он.

— Тем более надо попробовать! — настаивал Муршуд.

— Нет, — сказал Ахмед. — Пусть мне вина принесут!

Когда они вышли из шашлычной, солнце уже зашло. От выпитого вина у Ахмеда кружилась голова. Когда они дошли до артезианского колодца, Ахмед подставил разгоряченную голову под мощную струю холодной воды. Ему стало легче. Он растянулся на траве неподалеку от колодца.

Муршуд стал поднимать друга:

— Вставай, нехорошо, люди подумают, что мы пьяные.

— А мы и есть пьяные, — смеялся Ахмед.

Муршуд сел возле друга и вдруг начал:

— Ты не был в армии, Ахмед, жизни армейской не знаешь. Я в Воронеже служил, туда из нашего района человек десять попало, большинство так и осталось там, женились и остались. Я тоже не хотел возвращаться. И работа была, и девушка хорошая. Но поди ж ты, этот пыльный, знойный край тянул меня обратно. Человек тоскует по родине, знаешь?

У Ахмеда в голове прорезалась мысль.

— Скажи-ка, — заговорил он, поднимаясь, — ты почему задираешь дядю Алияра?

— Алияр бесчестный человек, — ответил Муршуд и вдруг поскучнел. — Сегодня я без транзистора — и сам не свой. Вроде бы потерял что. Брат не велит ходить с транзистором. Говорит, позоришь меня.

— Ты мне зубы не заговаривай, — продолжал Ахмед. — Отвечай!

— Алияр бесчестный человек! — повторил он. — И запомни это.

— Да почему же?

— Он Барата по ночам в гости к себе водит. Сколько раз я их у дома встречал.

Ахмед ничего не понимал.

— Ну и что в том дурного? Барат — приезжий, ему не к кому ходить…

— Кто же устраивает пиршества в полночь? Тайком ото всех? Подумай сам! — ткнул друга пальцем в грудь Муршуд.