Александр Поповский - Испытание временем

«Наши немногочисленные наблюдения подтвердили эффективность сырого мяса при некоторых формах туберкулеза. Надо полагать, это объясняется наличием в таком мясе ряда ферментов и гормонов, влияющих на процессы, происходящие в организме туберкулезного больного, в частности на окислительные процессы. Мы с большим успехом назначали скобленое мясо больным с истощением и анемией. Употребление сырого мяса вообще широко распространено в некоторых странах… известно, что экстракт скелетной мышцы обладает специфическим действием на сердце… Ряд органов животных безусловно содержат особые вещества, которые мы должны научиться использовать для лечения…»

Еще одно обстоятельство дало мне повод отнестись с интересом к письмам сибирского врача. Я вспомнил, что народ издавна лечит туберкулезных больных сырым собачьим жиром и мясом. Мне приходилось видеть таких излеченных мясом собак.

Письма из селения Половинка продолжали поступать, но все более и более грустные. Врач жаловался на преследования и оскорбительную критику его лечебных приемов. Обиднее всего, что дурные слухи внушили больным недоверие к нему и на приеме их становится все меньше.

Соловьев приехал в Москву в надежде найти здесь поддержку. Он напечатал свой доклад во многих экземплярах. Разослал учреждениям и влиятельным лицам, в том числе Трофиму Денисовичу Лысенко. Ответы были по-разному неутешительны. Академия медицинских наук отвергла предложение врача как вредную стряпню. Заместитель министра сельского хозяйства отметил, что в животноводстве давно используются препараты из естественных белков для ускорения развития животных. В Институте биологической физики согласились с доводами Соловьева и тут же погоревали, что «теоретические положения автора носят слишком общий характер и не соответствуют уровню современной науки». В самом деле, все лечебные средства строго научно обоснованы, почему бы и в этом случае не пожелать того же? Туберкулезные больные подождут, какая цена лечебному средству, не подкрепленному солидной теорией?

С этими добрыми пожеланиями Соловьев покинул Москву и не давал мне больше о себе знать.

Будить человеческую мысль надо вовремя, не пришел еще, видимо, час для осуществления того, чему врач Соловьев посвятил свою жизнь.

Случай с Соловьевым заставил меня призадуматься и невольно сравнить судьбу непременной фигуры современной поликлиники — терапевта и хирурга.

Было над чем поразмыслить.

Уж слишком незавидна доля терапевта, ни сам он собой недоволен, ни больные не рады ему. Стало обычным бранить лечебный персонал поликлиники, объявлять врачей невеждами, только на то и способными, что строчить пером и, не выслушав толком больного, торопливо выписывать лекарство. Иное дело хирурги — они чудотворцы. И на сцене театра, и на экранах кино только о них и речь. Снова и снова примелькавшееся лицо под марлевой маской, белый колпак, и… блаженны скальпель и снотворное, хирургия не ведает преград. Литература и искусство, столь благосклонные к хирургам, не посвятили ни одного серьезного произведения терапевтам. Зато сколько на их долю выпадает попреков и нареканий! Люди, не осмеливающиеся судить о технической конструкции пылесоса, полотера или электрической бритвы, с необычайной легкостью предают анафеме науку, от которой зависит жизнь и смерть человечества. Принято восхищаться успехами физиков, покоривших энергию атомного ядра, а также космонавтикой, посягающей на мировые просторы, а ведь если сопоставить пользу, которую эти наука приносят человечеству, с вакцинами против полиомиелита, калечившего детей, против чумы, погубившей однажды четвертую часть населения Европы, — итог не умалит достижений медицины. Знают ли те, кто посмеивается над терапией, что скарлатина в дореволюционной России временами поражала до полумиллиона детей? Что дифтерией заболевали до ста тысяч детей, из которых каждый второй умирал, что туберкулезные менингиты и злокачественное малокровие не оставляли свою жертву в живых… Известно ли им, что холера в прошлом обошлась в миллион жизней, а сыпные, брюшные и возвратные тифы опустошали деревни и губили армии во время войны? Что говорить о дизентерии — она убивала каждого третьего малыша. Эти болезни теперь не опасны, они утратили над человеком свою власть. Что значили старания терапевта против гнойного плеврита и сокрушающей силы крупозного воспаления легких, уносивших в могилу каждого шестого? Где тропическая малярия, опустошавшая целые поселения, кого ужасает теперь рожистое воспаление? Ни больного, ни врача эти болезни больше не страшат, и достигнуто это терапией за двадцать лет…

На это иной начетчик возразит, что успехами терапии мы обязаны не врачам, а фармакологическим лабораториям, создавшим пенициллин и сульфаниламиды, а также творцам новейших сывороток и вакцин. Терапевты лишь исполнители, слава принадлежит другим.

Так ли? Творцы вакцины против полиомиелита Солк и Сейбин — врачи-терапевты, и Флеминг и Флорей, открывшие пенициллин, — медики, но плесенью пенициллиум лечил больных русский врач Манасеин в конце прошлого века. Сульфаниламиды, осчастливившие человечество, открыл врач Домагк, а свойство их действовать подобно волшебной пуле, настигающей микроба среди многих ему подобных, разработал врач Эрлих. Обоих удостоили Нобелевской премии. Что касается бактериологов — творцов вакцин и сывороток, то, начиная с Дженнера — отца вакцинации и Коха — основоположника бактериологии, все они были медиками, а Дженнер, Кох и Эрлих — практикующими терапевтами. Не обошлось, конечно, и без помощи химиков, но ведь и физики в своих открытиях не обходятся без них… Наконец, самое существенное — что значат эти открытия, не будь усилий терапевтов, изучивших их действие на больном человеке? Ведь иначе эти средства никогда не стали бы лечебными…

Кто же судит о медицине по приходящему на дом врачу? Поликлиника — тот же полковой медпункт, а врачи — те же санитары на передовых позициях фронта. Их назначение — выяснить, способен ли больной справиться с болезнью или необходимо вмешательство специалистов. Каждый из этих врачей умеет читать электрокардиограмму, давать собственную оценку лабораторным анализам, разнообразие которых непрерывно растет, знает толк в рентгенограмме и способен критически отнестись к заключению рентгенолога. За спиной такого терапевта — лаборатория, оснащенная всякого рода техническими и лечебными средствами, включая электронную и атомную аппаратуру…

Я сделал эту проблему научной темой моей книги «Повесть о несодеянном преступлении». Литературно-художественный сюжет был также отголоском моих наблюдений в научной среде.