Антти Тимонен - В заливе ветров

Кругом стало тихо, песня смолкла, раздавался лишь треск горевших костров и доносилось глухое журчанье воды.

Потапов наконец пришел. Подбросив дров в костер, он подсел к Воронову, взял поджаренного окуня и стал молча вытаскивать из него кости.

— Тут у меня есть хлеб и масло, — Воронов пододвинул к нему свою раскрытую котомку.

Потапов встал и вернулся с алюминиевой фляжкой.

— Давайте вашу кружку, — сказал он.

У Потапова всегда имелась во фляге водка, хотя он сам редко употреблял ее. Воронов тоже пил мало, но здесь, на реке, не отказался от глотка. Он подставил свою кружку, выпил и вытащил из костра большого окуня.

В ночные часы в лесу, у костра, люди обычно разговаривают тихо, даже шепотом, прислушиваясь к мягкому шуму ветра в вершинах сосен и к приглушенному журчанью воды в реке. Осторожно потрескивают дрова в костре, и яркие искры, вырываясь из пламени, нерешительно кружатся над головой, словно не зная, в какую сторону податься, и потом гаснут.

Воронов лениво покуривал, лежа на боку, и с любопытством наблюдал за Потаповым. Такие люди, как Потапов, не пропадут от какого-нибудь неловкого шага. Они все делают обдуманно. Вот он подостлал еловые ветки, чтобы лечь на них. Это же сделал и Воронов, но совсем иначе: просто взял охапку ветвей, заготовленных кем-то, бросил на землю, разровнял немного и прилег. А Потапов брал ветки по одной и клал их так, что комли сучков легли по сторонам, а мягкие верхушки веток — к середине.

Когда Потапов прилег и закурил, Воронову захотелось поговорить с ним по душам. Ему вдруг пришла в голову странная мысль: сделал ли Потапов в жизни какой-нибудь поступок, о котором потом пожалел? Наверно, нет. А вот у Воронова много было нескладного. Воронов даже улыбнулся, представив себе, как удивился бы Потапов, если бы он его об этом спросил. Воронов заговорил о плотине. Потапов пробурчал в ответ что-то неопределенное. Но Воронову захотелось почему-то с ним поспорить.

— Надо сделать такую же плотину, какая была, и на том же месте.

Потапов завернул колпачок фляжки.

— От такой плотины ложка воды и кружка неприятностей. И строить-то некому.

— Мы пошлем вам строителей из Туулилахти.

— И какую-нибудь работу приостановите?

— Да, строительство электростанции.

Потапов оперся на локоть, поправил рюкзак, подложенный вместо подушки, и сказал:

— Нет, из-за плотины не надо приостанавливать. Справимся и так.

Воронову показалось, что бригадир возражал не совсем уверенно.

— Тут рисковать нельзя. Срыв сплава — это еще хуже, чем невыполнение заготовок. Если сплавщик не доведет до потребителя тысячу фестметров, он подведет не только себя, но и лесорубов. Ты должен думать прежде всего об этом.

Потапов ничего не ответил.

— Тем более, что ты готовишься в партию.

Обветренное, морщинистое лицо Потапова смягчилось. Он задумался, потом тихо сказал:

— Заявление-то я подал, но не преждевременно ли? — Он сел, прислонившись к пню, и, глядя на костер, продолжал: — Я уже однажды подавал заявление в партию, но без рекомендаций. Это было на войне, перед уходом в одну разведку. На тот случай, если бы не вернулся… У нас на Карельском фронте тогда шло наступление. В тот раз мы ходили в разведку почти до Пуораярви. А при возвращении меня ранило, в ту часть я больше не вернулся. Так все и осталось.

Ночной ветер шумел в вершинах деревьев. Костер потрескивал.

— Да, я ведь тоже вступил на войне, — сказал Воронов. — Накануне заседания бюро мне дали задание с небольшой группой саперов разминировать проход через минное поле перед самым носом у фашистов. Ночь, туман — это хорошо, а когда то и дело вражеские ракеты — это плохо. Как вспыхнет ракета — замри, словно ты пень, а не живой человек. Ничего, разминировали. Вот так, товарищ Потапов, — Воронов приподнялся, опираясь на локти, — так нужно и в мирное время. Теперь ты готовишься в партию. Допустим, ты хорошо знаешь историю партии, вызубрил устав, вся твоя жизнь без пятнышка, а ноль цена всему этому, если ты провалишь сплав на своем участке.

Потапов поправил головешки в костре и после долгого молчания сказал:

— Нет, неправильно так рассуждать. Получается — думай только о себе… Что же до древесины на Пуорустаёки, то ни одного бревнышка не оставим на берегу, пусть и без плотины.

За спиной Воронова хрустнул сухой сучок. Он обернулся. Зорька стояла, с любопытством всматриваясь в огромную сосну. Потом из-за дерева показалось что-то большое и мохнатое. Воронов схватился за ружье. Потапов тоже приподнялся и сел. На его губах играла лукавая усмешка. Наконец из-за дерева показалась солидная фигура Мийтрея Кюллиева. Он наклонился к собаке, пугая ее своей большой черной бородой.

— Ну, потявкай, потявкай хоть немного, если ты собакой называешься.

— С какой стати она на знакомых лаять будет? — сконфузился Воронов, опуская ружье на место.

— А хозяин-то за ружье схватился, — рассмеялся Кюллиев. — Нашел подходящую мишень.

Он уселся на пенек и, заметив на земле фляжку, осуждающе посмотрел на нее, потом поднял и принялся отвинчивать пробку.

— Если не предлагают, то приходится брать самому.

Он взял окуня и принялся выплевывать рыбьи кости в огонь.

— Какие новости в Туулилахти? Как там моя сноха, Мария Андреевна, не подумывает ли опять о прибавлении семейства? — спросил Кюллиев, с довольным видом поглаживая бороду. — Мы, род Кюллиевых, плодовитый. У меня пять дочерей и четыре сына, да у каждого из них детей почти столько же. Сосчитай-ка, сколько это будет всего?

Потапов, позевывая, спросил, что заставило председателя сельсовета отшагать десять километров.

— Пришел просто так, посмотреть, как последние бревнышки в свой долгий путь отправятся, — не торопясь, ответил Кюллиев.

— До последних бревен еще далеко, — проворчал Потапов. — Наверное, на уме-то у тебя другое. Выкладывай начистоту.

— Да нет у меня ничего особенного… — Кюллиев колебался. — Пройдут последние бревна, как и первые. Работы тут у вас уж немного.

— Вот оно что, — Потапов подмигнул Воронову. — Отпустите, значит, колхозников?.. Ну что, отгадал?

— Тут и отгадывать нечего, — признался Кюллиев. — Посевная площадь у нас в этом году больше, чем в прошлом. Приехал новый агроном и говорит: разве можно с землей шутки шутить? И выдал нам план. Одних мелиоративных работ столько, что я только охнул. А кто работать будет?

Воронов торопливо сказал:

— Видите, как быстро спадает вода? Как же отпускать людей?

— Лень плотину сделать, вот и спадает, — пробурчал Кюллиев.

— Сделаем, — заверил Воронов. — А людей вы все-таки пока оставьте.

Потапов молча курил, потом нерешительно предложил:

— Может быть, отпустить, Михаил Матвеевич, человек пять? Как думаете?