Антти Тимонен - В заливе ветров

— Как вы догадались прийти сюда? — с уважением посмотрел Воронов на капитана.

— Погода посоветовала, — ответил капитан. — Мы бы пришли раньше, но вначале надо было отвести кошель в надежное место.

Буря нарушила график. Хотя она и кончилась к вечеру, но все равно задержала сплавщиков.

Воронов осматривал лоток. Вода мчалась сильным потоком, унося бревна с такой быстротой, что они образовали как бы двигающийся пунктир. Ниже лотка открылась тихая широкая заводь. Там из воды выступали камни, похожие на клыки.

Воронов закурил. Надо что-то сделать с камнями внизу лотка, на которые натыкались бревна. Один сплавщик должен был постоянно дежурить возле камней, направляя бревна в реку.

Воронов с досадой подозвал Мийхкалинена:

— Что ты думаешь насчет камней?

— Придется держать человека, чтобы не образовался затор.

— Человека, человека! — передразнил Воронов. — Людей ведь мало. — Он подумал, что вот так и нужно искать резервы: тут высвободить одного, в другом месте — другого. — Камни надо взорвать, вот что! — заключил Воронов. — Передай бригаду Койвунену и отправляйся в Туулилахти. Скажешь там Степаненко, чтобы явился сюда для взрывных работ. Неужели сам не мог додуматься?

— А у нас так уж повелось, что начальство за нас думает! — не то шутя, не то с упреком ответил Длинный Василий.

Айно стояла, прислонившись к комоду. Впервые за это время к ней зашел Александров. Сколько она передумала за эти дни, когда Александров так резко отдалился от нее. Но и сейчас Александров не подошел к ней с протянутой рукой, как обычно, а остановился около двери.

— Айно… Я должен сказать тебе… — начал он, подыскивая нужные слова.

Айно стало жалко его.

— Садись, Петя! — предложила она, стараясь говорить спокойнее.

— Я не мог прийти раньше… — начал Александров. — Со мной случилось такое, что даже трудно…

— Если тебе трудно, не говори. Значит, ты уезжаешь?..

Пусть случилось самое страшное — исчезла любовь, но лучше, если он пока промолчит об этом. Ей еще надо привыкнуть к такому концу. В комнату без стука вошел Мякелев.

— Звонили из Хейняниеми. Там жена Мийхкалинена рожает. Вас просят.

— Мы потом поговорим, Петр Иванович, — обратилась Айно к Александрову так официально, словно предстоял разговор между врачом и пациентом. Она выбежала в сени и постучала в соседнюю квартиру, где жил завхоз больницы.

— Иван Павлович, — крикнула она, — оседлайте лошадь!

Не простившись ни с кем, она побежала в больницу за врачебной сумкой. Александров вышел вместе с Мякелевым, закрыл дверь на замок и тоже направился к больнице. Но Айно уже уехала.

В деревню она добралась на рассвете.

В доме Мийхкалиненов в этот ранний час горел свет и чувствовалось беспокойное движение. Айно сошла с коня и поднялась по высокой лестнице в горницу. Увидев усталое, но счастливое лицо роженицы, она поняла, что все уже свершилось и свершилось благополучно.

Айно вымыла руки, посушила их возле пылающей печи и внимательно осмотрела и мать и новорожденного. Мальчик спал и не желал просыпаться, когда ловкие руки Айно тормошили его. Она расспросила у матери, какое имя дадут мальчику, готово ли для него приданое, сама осмотрела пеленки и распашонки. Айно похвалила Марию Мийхкалинен за красивые распашонки, поздравила со здоровым сыном, а потом сказала уже строго, чтобы та не вздумала вставать раньше времени, как в тот раз, когда родила дочку. И кормить надо мальчика в положенное время, а не когда вздумается малышу. Роженица улыбалась, кивала головой, соглашалась, но Айно по глазам видела, что все будет по-другому. «Надо будет прислать дня через два сестру, — деловито подумала Айно, — а может, и самой наведаться. Тем более что в поселке…» И мысль о Петре, которая дорогой, в тревоге за роженицу, как будто забылась, притаилась, теперь уже вновь дала о себе знать, овладела девушкой целиком. И голос роженицы, которая оживленно стала рассказывать о скором возвращении мужа, об их переезде в поселок, доносился к Айно откуда-то издалека.

Что же хотел сказать Петр?.. Она придумывала за него всякие слова, одну фразу страшнее другой, но смысл был один: он разлюбил ее. Она стала вспоминать минуту за минутой этот вечер. Как она обрадовалась Петру… А потом? Конечно, она могла бы задержаться и все узнать. Но ей стало так страшно, когда Петр заговорил… Да, она попросту струсила… Ну, а вдруг дело совсем в другом?.. Может, ему нужно помочь? Нет, он бы тогда не пришел только на третий день… Ну хорошо, но разве не лучше было бы узнать всю правду, пусть и страшную, чем вот так мучиться?.. Ведь это унизительно. Айно уже где-то говорила эти слова. Да, это было еще в институте, на втором или на третьем курсе. Она сказала подруге, что та попросту трусиха, что она, Айно, никогда так не поступит.

В горницу вошла свекровь Марии и предложила докторше отдохнуть — она ей уже постелила. Айно покорно пошла за старушкой, прилегла на кровать. А все-таки, может, она это придумала? Ведь был же вечер у озера и веточки вербы, которые он ей подарил… И она готова была немедленно седлать коня и скакать обратно.

Уснуть Айно так и не смогла. Она поднялась, еще раз взглянула на Марию, прислушалась к ее дыханию и, чуть не крадучись, вышла из этого дома, где все спали. Она прошла по деревне, заходя в те дома, где бывала прежде с врачебными визитами, осмотрела больных, потом прошла в сельсовет.

Председатель сельсовета Мийтрей Кюллиев сидел один за столом, который явно был мал для него. Большие его руки почти полностью прикрывали зеленое суконце столешницы. Он придерживал обеими руками какую-то маленькую бумажонку, словно боялся, что бумажка может улететь.

— Хорошо, дочка, что зашла, — заговорил он, крепко пожав руку Айно. — Тут один наш колхозник пишет, что не может работать на сплаве, просит вернуть его в колхоз. Ты не зайдешь к сплавщикам?

Айно сказала, что она и сама собиралась на обратном пути зайти к ним и обязательно осмотрит колхозника. Кюллиев расспросил о новостях в Туулилахти, пригласил Айно пить чай, но она отказалась. Ей хотелось как можно скорее попасть домой.

К вечеру она была уже на колхозной электростанции, оставила там лошадь и пошла напрямик по болотистой тропинке к лотку. Воронов заметил ее еще издали и вышел навстречу. Он помог ей спуститься с дощатого мостика и провел в палатку, где отдыхали свободные от смены сплавщики. Там был и колхозник, которого Мийтрей Кюллиев просил осмотреть. У колхозника оказался ревматизм, и Айно сказала Воронову, что его надо отправить домой. Тяжелых больных не нашлось, но жалобы были у многих.

У одного болела поясница, другой натер ногу, Воронов, увидев, что у Айно смыкаются от усталости веки, сам взял бинт и перевязал сплавщику ногу.